The “Inca Utopia” in the Novel “Letters from a Peruvian Woman” by F. De Graffigny
Table of contents
Share
QR
Metrics
The “Inca Utopia” in the Novel “Letters from a Peruvian Woman” by F. De Graffigny
Annotation
PII
S241377150016295-7-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Artem D. Morozov 
Affiliation: A.M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences
Address: 25a Povarskaya str., Moscow, 121069, Russia
Pages
54-59
Abstract

The article considers the French novel “Letters from a Peruvian Woman&8j1; (Lettres d’une Péruvienne, 1747) by Françoise de Graffigny, as well as the “Historical introduction…&8j1; (Introduction historique aux lettres péruviennes), which was included into the novel in 1752, and where the Inca Empire is described in an idealized way. The main source of information for F. de Graffigny was “The Royal commentaries of the Incas&8j1; by Garcilaso de la Vega (1609) and other philosophical, critical and fictional publications on American natives: Michel de Montaigne’s essays, the tragedy “Alzira, or the Americans&8j1; by Voltaire, etc. The “Historical introduction...&8j1; praises the wealth and wisdom of the Incas, the merits of their state organization. This article claims that the “Historical introduction…&8j1; plays an important ideological and compositional role in F. de Graffigny’s book: a utopian description of the Inca Empire serves as a specific philosophical frame for the novel with a love story. Ideas concerning the empire of the ancient Incas, as reflected in the fictional “Letters from a Peruvian Woman&8j1;, are congenial with the Age of Enlightenment. 

Keywords
Graffigny F. de, Inca Empire, utopia, Peruvians, savages, civilization, Eurocentrism, epistolary novel, 18th century French literature
Received
22.09.2021
Date of publication
22.09.2021
Number of purchasers
15
Views
1406
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Additional services for the issue
1 В истории французской литературы 1747 год был ознаменован появлением эпистолярного романа “Письма перуанкиˮ (Lettres d’une péruivienne). Несмотря на то, что художественное наследие их автора ‒ Франсуазы де Графиньи (Françoise de Graffigny, 1695–1758) ‒ достаточно обширно (несколько пьес и малая проза), при жизни именно этот её роман получил наибольшую известность.
2 В основе сюжета “Писем перуанкиˮ – злоключения и переживания перуанской принцессы Зилии, разлучённой накануне свадьбы с возлюбленным, наследником престола Азой. В начале романа действие происходит в столице Империи инков Куско. На храм Солнца, где воспитывается героиня, нападают испанцы, а затем похищают и её, и местные сокровища. Однако в океане, в результате нападения французского фрегата, Зилия становится пленницей капитана Детервиля. В отличие от испанцев, он проявляет к перуанке уважение и, влюбившись, старается добиться её расположения. Героиня, однако, не понимает его ухаживаний и надеется на скорое воссоединение с Азой. Попав по Францию, она входит в семью Детервиля, изучает французский язык и европейские нравы. На всём протяжении романа героиня сохраняет верность Азе, а даже узнав о его намерении жениться на другой, заявляет: “Моя жизнь принадлежит ему: пусть он отнимет её или любит меня!ˮ [1, c. 178]. В отчаянии Зилия удаляется от света в свой загородный дом, купленный на отвоёванные Детервилем перуанские сокровища, и обещает ему не любовь, но дружбу и благодарность.
3 Изначально “Письма перуанкиˮ включали авторское “Предуведомлениеˮ (Avertissement) и 38 посланий Зилии, 33 из которых адресованы Азе, а остальные пять – Детервилю. Начиная с переиздания 1752 г. Ф. де Графиньи расширила роман, добавив “Историческое вступление к письмам перуанкиˮ (Introduction historique aux lettres péruviennes) и три письма главной героини к Азе.
4 По замечанию исследователя Ф. Россе, в 1747‒1836 гг. вышли по меньшей мере 147 переизданий, переводов и переложений этого романа [2, с. 1106]. Ш.-Л. де Монтескьё, сам известный писатель 1-й половины XVIII в., сравнивал успех “Писем перуанкиˮ с английским бестселлером, романом “Памела, или Вознаграждённая добродетельˮ С. Ричардсона (1740), и считал их “очаровательными произведениямиˮ [3, с. 45]. К. Гольдони, написавший по мотивам “Писем перуанкиˮ комедию “Перуанкаˮ (1754), отзывался о первом как о “самом прелестном маленьком романе на светеˮ [4, с. 27]. О широкой популярности произведения Ф. де Графиньи свидетельствует и тот факт, что образ главной героини вызвал моду на “перуанскиеˮ платья и причёски. По словам исследовательницы М. Рейд, «горожанки времён Реставрации имели возможность, как и аристократки предшествующего столетия, позировать для портретов “а-ля перуанка”, т.е. в наряде, вдохновлённом “Письмами перуанки” Франсуазы де Графиньи» [5, с. 147]. Сама писательница в письме от 1752 г. упоминает увиденные в магазине мод “новые причёски а-ля Зилияˮ, которые она, однако, посчитала “самой смешной вещью в миреˮ [6, с. 428].
5 Первые критики отмечали в “Письмах перуанкиˮ “блистательностьˮ стиля и “нежность выраженийˮ [7, с. 53], “разнообразие красивых деталей; живых, нежных, искусных, богатых, сильных, лёгких, неподражаемо созданных образовˮ, а также “утончённых, наивных, страстных чувствˮ [8, с. 20]. Помимо формально-языковых достоинств успех романа в XVIII в., вероятно, связан и с его экзотической темой, которая вызывала повышенный интерес у читателей в идейно-философском аспекте.
6 Внимание к нецивилизованным народам прослеживается в Европе со времён Античности, что подтверждают фиктивные “Письма Анахарсисаˮ, датируемые III в. до н.э. В них высказывается мысль, что афиняне не превосходят дикарей ни интеллектом, ни культурой: “Эллины ‒ мудрый народ, но ни в каком отношении не мудрее варваров, у которых боги не отняли способности познавать прекрасное. Можно даже испытать и узнать, правильно ли мыслим, соответствуют ли у нас дела словам и берём ли мы пример с тех, кто правильно живёт. Пусть ни памятники, ни украшения тела не препятствуют правильному решению. Ведь, следуя обычаям отцов, все по-разному украшают себя. Признаки глупости, как и признаки разума, у варваров и греков одни и те жеˮ [9, с. 212]. К традиции культурного мифа о примитивной мудрости дикарей примыкают также тексты, созданные в период позднего эллинизма, в том числе “Письма Аполлония Тианскогоˮ (I в. н.э.), авторство которых сомнительно.
7 В Новое время умозрительные рассуждения о дикарях дополнились документальными описаниями путешествий, отчётами католических миссионеров, материалами торговых компаний. Варварство, как пишет О.В. Окунёва, трактовалось “французскими авторами XVI в. преимущественно как незнание или отступление от европейских культурных установокˮ [10, с. 132]: отсутствие религии, жестокость и др. В то же время между поведением диких народов и цивилизованными европейцами нередко проводились параллели и показывались недостатки последних. Например, французский мореплаватель Ж. де Лери в “Истории одного путешествия в Бразилиюˮ (1578) писал о том, что людоедство, практикуемое туземцами, естественно ‒ таковы местные традиции и условия жизни. Европа, а именно Франция, как считает путешественник, по кровожадности ничем не уступает Бразилии; он приводит в пример Варфоломеевскую ночь, когда его соотечественники хладнокровно убивали друг друга из чувства жестокости и мести.
8 В книге “Опытыˮ М. де Монтеня (1580), а именно в эссе “О каннибалахˮ, также осмысляются традиции индейских народов (в том числе людоедство) и утверждается их приемлемость с точки зрения местной морали: “У нас, похоже, нет иных критериев истины и благоразумия помимо тех взглядов и обычаев, принятых в том краю, в котором мы живёмˮ [11, с. 221]. Знакомство Ф. де Графиньи с “Опытамиˮ не подлежит сомнению. Так, в “Историческом вступлении…ˮ привидится прямая цитата из эссе М. де Монтеня “О средствах передвиженияˮ, в котором он поражается жестокости, с которой расправлялись конкистадоры в Перу с местным населением: “Никогда прежде [...] честолюбие и неприязнь не сталкивали людей друг с другом до такой степени, чтобы привести к столь ужасной войне и к бедствиям столь прискорбнымˮ [1, с. 25]. Этими словами Ф. де Графиньи подчёркивает кровожадность и алчность испанцев, которые “стали полными хозяевами одной из самых прекрасных частей светаˮ [1, с. 25].
9 В “Письмах перуанкиˮ отчётливо прослеживается идея дикости и ограниченности европейцев и гуманности американских индейцев. В “Предуведомленииˮ анонимный автор, следуя романной традиции того времени, отмечает, что представленные письма – подлинные. В то же время, осознавая, что читатели не поверят в это (часть посланий выдаются за перевод кипу – вязи узелковых шнуров, служащей инкам формой письма) Ф. де Графиньи замечает, что её современники недооценивают автора-туземку: “Пусть же издатель этого произведения не побоится представить Публике письма молодой перуанки, чей слог и мысли так мало отвечают нашему невыгодному мнению о её народе, сложившемуся по вине несправедливого предрассудка!ˮ [1, с. 21]. Далее писательница подчёркивает ограниченность европейцев и нежелание их считаться с чужой культурой, поскольку “предрасположенные в собственную пользу, мы признаём достоинства других племён лишь поскольку, поскольку они подражают нашим нравам, а их язык походит на нашу речьˮ [1, с. 21].
10 Ф. де Графиньи и другие писатели эпохи Просвещения, в распоряжении которых оказалась широкая географическая информация, по-разному описывали представителей диких, в их понимании, неподвластных европейским законам народов. М.В. Разумовская отмечает, что некоторые жители Востока (как правило, персы, турки или китайцы) воспринимались в XVIII в. как находящиеся на высокой ступени развития, а потому посвящённые им произведения часто носили сатирический “антиевропейскийˮ характер [12, с. 101]. Показательный пример ‒ эпистолярный роман Ш.-Л. де Монтескьё “Персидские письмаˮ (1720), герои которого, путешествующие персы, показывают несостоятельность институтов и противоречивость порядков в Европе. Осуждение цивилизации представлено и в посланиях перуанки, которая, попав по Францию, описывает и сравнивает местные порядки и нравы с перуанскими, отдавая предпочтение последним. “Ни в одной из разнообразных провинций, которые мы пересекли, я ещё не видела таких высокомерных и развязных дикарейˮ [1, с. 80], ‒ так отзывается героиня о французах, впервые оказавшись в свете.
11 Причина, по которой Ф. де Графиньи написала роман именно о перуанке, связана во многом со всеобщим увлечением американской (инкской) культурой. Большой вклад в популяризацию знаний о перуанцах внесли естествоиспытатели. Например, Ш.-М. де ла Кондамин в 1735−1745 гг. руководил экспедицией в Перу для измерения длины меридиана на экваторе и в 1746 г. вышли его “Мемуары о некоторых древних памятниках Перу времён инковˮ. Живой интерес и нескрываемая симпатия к перуанцам в XVIII в. связаны с тем, что они воспринимались как потомки древних инков; их система правления и нравы считались идеальными, вследствие разумной организации жизни. В “Энциклопедии Дидро и д’Аламбераˮ, а именно в статье “Законодательˮ, написанной предположительно Ж.-Ф. де Сен-Ламбером (1765), говорится следующее: “Законы в Перу, как правило, объединяли граждан узами человечности […] Эти законы, устанавливая (насколько это возможно вне естественного состояния) общность благ, ослабляли дух собственности – источник всех пороков […] У этого народа не было врагов кроме тех, кто способен на зло; он нападал на соседние народы, чтобы избавить их от варварских обычаев; инки хотели привлечь все государства своими любезными нравамиˮ [13, с. 358].
12 В предуведомлении к “Письмам перуанкиˮ Ф. де Графиньи отмечает: “Мы [современники] презираем индейцев. Мы едва признаём существование души у этих несчастных народов, а между тем их история общедоступна и мы повсеместно находим в ней доказательства их ума и основательности их мировоззренияˮ [1, с. 21]. Вероятно, под “общедоступной историейˮ она подразумевает сочинения Г. де ла Веги, известного под именем Инка. Сын конкистадора и внучатый племянник брата одного из правителей Империи инков, в “Подлинных комментариях об истории государства инковˮ (1609) и “Всеобщей истории Перуˮ (1617) подробно описал древнее Перуанское государство. Сочинения Г. де ла Веги пользовались широкой популярностью в Европе, начиная с XVII в.; французский перевод “Подлинных комментариев инковˮ, выполненный Ж. Бодуэном, вышел в 1633 г. и неоднократно переиздавался в XVII−XVIII вв. В 1744 г., за три года до выхода “Писем перуанкиˮ, “Подлинные комментарии…ˮ вышли в новом переводе Т.-Ф. Далибара. Вероятно, именно его использовала Ф. де Графиньи для написания романа.
13 Историк литературы Р. Труссон отмечает: «из этой классики, которой пользовался не один утопист, писательница почерпнула местные слова, мифологию, политическую и религиозную иерархию, и именно от этого экзотизма проистекает также метафорический язык, “индейский”, немного раздражающий стиль, мода на который продлится вплоть до романа “Натчезы” Ф.Р. де Шатобриана» [14, с. 64]. Знакомство Ф. де Графиньи с “Подлинными комментариями…ˮ подтверждается схожестью их содержания с “Историческим вступлением…ˮ. Писательница скрупулёзно следует за перуанской хроникой при рассмотрении представлений инков о единственном божестве Солнце, описании религиозных обычаев, институтов и церемоний, развития наук и искусств. Из книги Г. де ла Веги она также позаимствовала сведения о молодёжи, которая “воспитывалась со всей заботой, требуемой благословенной простотой их нравовˮ [1, с. 27], идеи естественной организации государственной жизни, при который “покорность не страшила умы, т. к. с раннего детства люди убеждались в её необходимости и в том, что к ней не примешивались ни тирания, ни честолюбиеˮ [1, с. 27].
14 Предпосылая “Письмам перуанкиˮ историческое введение, автор, однако, не ставил своей целью строго следовать фактам перуанской хроники, позаимствовав из неё лишь то, что характеризовало бы перуанцев с положительной стороны, а потому не посчитал уместным описывать человеческие жертвоприношения или кровопролитные войны между племенами. В первую очередь, Ф. де Графиньи хотела идеализировать реально существовавшее государство инков, противопоставив их гуманность, простоту и близость к природе европейской цивилизации, что нашло своё непосредственное отражение во основной части романа. Показательно, что родина героини в “Историческом вступлении…ˮ описана в утопическом ключе: “Какое зрелище для испанцев – сады вокруг храма Солнца, где деревья, цветы и фрукты были сделаны из золота с невиданным в Европе искусством! Стены храма, покрытые тем же металлом, бесконечное число статуй, украшенных драгоценными камнями, и многие другие небывалые богатства ослепили завоевателей злополучного народаˮ [с. 25].
15 Сокровища Империи инков, по мысли автора, явились плодом правильной организации общества. Перуанцы трудились совместно на общее благо: “её [землю] обрабатывали сообща, и дни, посвящённые этому труду, были радостнымиˮ, “опрокидывали скалы, продалбливали горы для строительства превосходных акведуков и дорог, которые проложили по всей странеˮ [с. 28]. Далёким от идеала порядкам во Франции, где монарх благоволит лишь нескольким людям, в то время как остальные несчастны, Зилия противопоставляет порядки инков: “Послушание и уважение перуанцами своих королей основывалось на убеждении, что Солнце являлось их прародителемˮ [1, с. 27], а “привязанность и любовь, которые питал к ним народ, было плодами их собственных добродетелей и справедливости инковˮ [1, с. 27]. Автор предисловия, как и героиня, считают перуанцев счастливым народом, т.к. их скромные познания в науках удовлетворяли желания: “В Перу достаточно знали геометрию, чтобы измерять и делить земельные участки. Медицина же были неизвестной наукой, хотя в отдельных случаях перуанцы прибегали к использованию каких-то таинств. […] единственным знанием, приобретённым перуанцами с некоторым успехом, были нравственность и наука законов, полезных для общественного благаˮ [с. 29].
16 Образ империи инков во многом сопоставим со страной Эльдорадо из повести Вольтера “Кандид, или Оптимизмˮ, появившейся спустя 12 лет после “Писем перуанкиˮ: “огромная равнина, окружённая неприступными горами. Земля была возделана так, чтобы радовать глаз и вместе с тем приносить плоды; все полезное сочеталось с приятным; дороги были заполнены, вернее, украшены изящными экипажами из какого-то блестящего материала; […] Деревенские детишки в лохмотьях из золотой парчи играли у околицы в шары [...] это были самородки золота, изумруды, рубины, из которых меньший был бы драгоценнейшим украшением трона Моголаˮ [15, с. 191‒192]. По замечанию исследователя И. Шоуолтера, ещё на начальной стадии написания романа Ф. Дево, литератор и пожизненный корреспондент Ф. де Графиньи, советовал ей “осовременитьˮ героиню, представив жительницей индейской деревни, похожей на утопическую страну Эльдорадо. От предложения Ф. Дево писательница отказалась, объяснив это тем, что “общее впечатление от величия империи инков куда важнее исторической точности, и что роман нуждается лишь в той степени правдоподобия, что и операˮ [16, с. 222].
17 Утопические представления о древнем государстве инков – как стране несметных сокровищ, передовой социальной-политической системы, высоконравственных, мудрых людей, помимо “Писем перуанкиˮ, нашли отражение и в трагедии Вольтера “Альзира, или Американцыˮ (1736). Сюжет пьесы во многом перекликается с романом Ф. де Графиньи: испанец Гусман и наследник престола инков Замор соперничают из-за принцессы Альзиры. Покорив подданых Замора, испанец понимает, что девушка предпочитает ему другого, а потому, смирившись, освобождает соперника и позволяет им пожениться; инка Замор, поразившись благородством Гусмана, принимает христианство. В романе Ф. де Графиньи Детервиль также жертвует личным счастьем, способствуя, как того желает героиня, её встрече с перуанцем Азой, который к тому моменту перешёл в католичество. Известно, что в мае 1743 г. Ф. де Графиньи смотрела спектакль по “Альзире…ˮ и уже на следующий день, согласно её письмам, начала читать упомянутую выше “Историю государства инковˮ [16, с. 223]. О влиянии трагедии Вольтера на Ф. де Графиньи свидетельствует и то, что в “Предуведомленииˮ она упоминает “одного из наших великих поэтовˮ и его описание “индейских нравов в драматической поэме, которая должна быть способствовать тому, чтобы о них узналиˮ [1, с. 21].
18 Представления европейцев о мудрости и гуманности дикарей отразились в “Письмах перуанкиˮ на уровне цитат и вдохновлённых ими образов. Напомним, что инкской теме посвящены “Тысяча и один час. Перуанские сказкиˮ Т.-С. Гюолета (1734), романы “Крушение плавучих островов, или Базилиада знаменитого Пильпаиˮ Э.-Г. Морелли (1753), “Инки, или Крушение империи Перуˮ Ж.-Ф. Мармонтеля (1777), трагедия “Азор, или Перуанцыˮ Б.Ф. Дюрозуа (1770) и многие другие произведения XVIII в. “Письма перуанкиˮ Ф. де Графиньи занимают в этом ряду особое место, поскольку представленные в “Историческом вступлении…ˮ утопические описания Империи инков выполняют функцию своеобразной философско-идейной рамы, в которую оказывается включен роман любовного содержания.

References

1. Graffigny, F. de. Pis’ma peruanki. Perevod i predislovie O. Sergievo-Posadskoi [Letters from a Peruvian Woman. Translated with an Introduction by O. Sergiyevo-Posadskaya]. Washington, 2004. 246 p. (In Russ.)

2. Rosset, F. Les nœuds dul langage dans les Lettres d’une Péruvienne. Revue d’Histoire littéraire de la France. Nov.‒Dec., 1996, pp. 1106‒1127. (In French)

3. [Montesquieu, Ch.-L.]. Pensées et fragments inédits de Montesquieu publiés par le Baron Gaston de Montesquieu. T.I. Bordeaux, G. Gounouilhou, imprimeur-éditeur, 1899. 541 p. (In French)

4. [Goldoni, C.]. L’Autore a chi legge ‒ La peruviana. Commedia IX. Nuovo teatro comico dell’avvocato Carlo Goldoni [...] T. 3. Venezia, Appresso Francesco Pitteri, 1757, pp. 27‒29. (In Italian)

5. Reid, M. Romans en cartes postale. Littérature. № 134. George Sand, «Le génie narratif». Join, 2004, pp. 147‒154. (In Engl.)

6. [Graffigny, F. de]. Correspondance de Madame de Graffigny: 20 juin 1751‒18 août 1752. Lettres 1723‒1906. T. 12. Oxford: Voltaire Foundation, 1985. 556 p. (In French)

7. [La Porte, J. de]. Lettres d’une Péruvienne. Observations sur la littérature moderne. T. I. La Haye, 1749, pp. 33−54. (In French)

8. Clément, [P.] Lettre II. Les Cinq années littéraires, ou Nouvelles littéraires, etc., des années 1748, 1749, 1750, 1751 et 1752. V. 1. La Haye, chés Ant. de Groot et Fils, 1754, pp. 10−15. (In French)

9. Pis’ma Anakharsisa [Letters of Anacharsis]. Antologiia kinizma: Antisfen, Diogen, Kratet, Cercidas, Dion. Fragmenty sochinenii kinicheskikh myslitelei [Anthology of Cynicism: Antisthenes, Diogenes, Cratet, Kerkides, Dion. Fragments of the Texts of Cynical Thinkers]. Моscow, Nauka Publ., 1984, pp. 211‒265. (In Russ.)

10. Okuneva, O.V. Varvar i/ili dobryi dikar: predstavleniia o brazilskikh indeitsakh vo Frantsii XVI v. [Barbarian and / or Noble Savage: Views on the Brazilian Indians in France (16th Century)]. Tsivilizatsiia i varvarstvo: transformatsiia poniatii i regional’nyi opyt [Civilization and Barbarity: Transformation of Concept and Regional Experience]. Moscow, Institute of World History, 2012, pp. 129–149. (In Russ.)

11. Montaigne, M. O kannibalah [Of Cannibals]. Opyty [Essays], book 1. Moscow, Popurri Publ., 2004, pp. 218‒232. (In Russ.)

12. Razumovskaia, M.V. Peruanka v romane madam de Graffin’i [A Peruvian Woman in Mme de Graffigny’s Novel]. Latinskaia Amerika [Latin America], 1976, No. 6, pp. 99–108. (In Russ).

13. Législateur. Encyclopédie ou Dictionnaire raisonné des sciences, des arts et des métiers. T. IX. Neufchastel, Chez Samuel Faulche & Compagnie, Libraires & Imprimeurs, 1765, pp. 357‒363. (In French.)

14. Trousson, R. Introduction ‒ Madame de Graffigny. Lettrés d’une Péruvienne (1747). Romans de femmes du XVIIIe siècle. P., Robert Laffont, S.A. 1996, pp. 59‒77. (In French.)

15. Voltaire. Kandid, ili Optimizm [Candide: Optimism]. Filosofskie povesti i rasskazy [Philosophical Tales and Short Stories]. Vol. 1. Moscow, Leningrad, Academia Publ., 1932, pp. 134–266. (In Russ).

16. Showalter, E. Françoise de Graffigny: Sa vie et ses œuvres. Oxford, Voltaire Foundation, 2004, 571 p. (In French).

Comments

No posts found

Write a review
Translate