Везде
Semantics of Conscience in Richard III: “Worm”, “Coward”, “Witness”
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Semantics of Conscience in Richard III: “Worm”, “Coward”, “Witness”
Annotation
PII
S160578800026315-2-1
DOI
10.31857/S160578800026315-2
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Natalia Mikeladze 
Affiliation: Lomonosov Moscow State University
Address: 9 Mokhovaya Str., Moscow, 125009, Russia
Edition
Volume 82 Issue 3
Pages
58-63
Abstract

The article surveys a number of meanings of the polysemantic word “conscience”, which defines the religious and moral concept of Shakespeare’s Richard III. The biblical roots of these meanings are shown, to which Shakespeare returned his public over well-known idioms, including the origins of the proverb from Erasmus' Adagia “Conscientia mille testes“. Studying Shakespeare's three early correlations of conscience with cowardice (“coward”), which will become a part of proverbial language only after Hamlet, the author reveals the original content of this comparison, its connection with the theme of “conscience” and the “thoughts” of the pagans as a “witness” in the Epistle to the Romans (Rom. 2:15). We come to the conclusion that it is this dual complex (separation of conscience leading to repentance, and thoughts as awareness without repentance) that predetermined two divergent vectors of reading the “conscience – coward” verbal link in Richard III, then in Hamlet and after. This duality often leads to ambiguity, paradoxical interpretations, misunderstandings. Meanwhile, of the two vectors for Shakespeare only one is true in each case, and it depends on the meaning of the word “conscience”. Mentioned with annoyance by the Murderer “conscience” which “makes a man a coward” (I, 4, 133–134), is a person’s susceptibility to the divine (moral) law named “conscience”. The same with “Conscience is but a word that cowards use” (V, 3, 309) – the teaching of Christ that irritates the usurper-Richard. Whereas the “coward conscience” (V, 3, 179) of a tyrant who wakes up in a cold sweat is no longer conscience, but a “coward”-mind that gives rise to fear of retribution. The article also provides arguments for interpreting the corresponding expression in Hamlet (III, 1, 83).

Keywords
meanings of the word “conscience”, Richard III by Shakespeare, conscience and consciousness in the New Testament, “Conscientia mille testes”, biblical roots of Erasmus’ proverb, methapor conscience-“witness” in the Epistle to the Romans, meaning of the comparison “conscience – coward” in Hamlet
Received
27.06.2023
Date of publication
28.06.2023
Number of purchasers
13
Views
165
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
Additional services for the issue
Services benefits
1020 RUB / 16.0 SU
Additional services for all issues for 2023
Services benefits
4590 RUB / 91.0 SU
1 В ранней пьесе Шекспира “Ричард III” одним из краеугольных понятий является conscience. Оно определяет ее религиозно-нравственную концепцию. Шекспир разъясняет своей аудитории это понятие с помощью трех базовых определений (образных и смысловых соотнесений), на первый взгляд, далеких друг от друга и происходящих из разных культурных контекстов: “червь”, “трус” и “свидетель”. Мотив conscience развивается в пьесе не линейно, но толчками, контрапунктно, с нарастающим к финалу, как по экспоненте, столкновением значений. Учитывая исключительную важность понятия conscience в религиозном, этическом, культурном и социальном контексте века Шекспира (см. [1]; [2]; [3]), а также нерешенную до сих пор проблему трактовки закрепившегося после “Гамлета” в качестве идиомы сравнения conscience – coward (см. [4]; [5]; [6])1, проанализируем все три лексико-семантические связки, фиксируемые в тексте пьесы “Ричард III”. В них правомерно видеть фундамент дальнейшего развития этого многозначного понятия в драматургии Шекспира и последующей английской культуре. Ведь даже трактат авторитетного богослова Уильяма Перкинса (1558–1602) “Рассуждение о совести” (A Discourse of Conscience) датирован 1596 годом, тогда как шекспировский “Ричард III” определенно шел на сцене несколькими годами ранее.
1. Кэтрин Бэлси пытается оспорить понимание многими критиками (Дж.Д. Уилсоном в 1930-е годы, Дж.Б. Эвансом в 1974 г.) conscience в III.1.83 “Гамлета” (“Thus conscience does make cowards of us all”) как “сознание”, “размышление”, “раздумье” (consciousness, reflection) [4, p. 127]. С Бэлси соглашается Х. Дженкинс в Арденском издании 2-й серии [5, р. 492–493]. Но подготовители 3-й серии Ардена Э. Томпсон и Н. Тэйлор отказываются от прочтения Дженкинса и возвращаются к значению “самоанализ” (introspection) [6, р. 287]. А. Столл в 2017 г. стремится, вероятно, окончательно решить проблему, соединив несоединимое посредством выражения “consciousness of conscience” [3, p. 8].
2

Совесть – “червь”
3 В поэме Томаса Сэквила “Жалобы Генри, герцога Бакингема” из второй части “Зерцала для правителей” (1563) соучастник злодеяний Ричарда Глостера герцог Бакингем жаловался:
4 Как рану мы в себе дела свои Носили, и, как червь, нас источила Больная совесть2. (And gnawing worme that grau’d our conscience so) [7, p. 342]
2. Русский перевод М. Савченко по рукописи переводчика, принятой к изданию редколлегией “Литературных памятниковˮ.
5 “Пусть совесть душу источит, как червь!” – произносит в пьесе “Ричард III” одно из своих проклятий старая королева Маргарита (“The worm of conscience still begnaw thy soul” – I, 3, 221)3. В век Шекспира так звучало пожелание одной из страшнейших мук на земле и в аду. Откуда взялось это сравнение? Представление восходит к пророку Исайе (66: 24), у которого сказано о трупах отступников от Бога: “…червь их не умрет…” (“for their worme shall not dye”). У Исайи речь идет о мертвых в долине Еннома и реальных червях. Однако глосса Женевской Библии [9] к слову “worme” поясняет: “Meaning, a continual torment of conscience, which shall ever gnaw them, and never suffer them to be at rest” (“нескончаемые муки совести, которая вечно грызет их и никогда не дает им покоя”). Обращая тем самым реальность в аллегорию, червя – в совесть.
3. Пьеса “Ричард III” цитируется с указанием акта, сцены, строки по изданию [8]. Русский перевод М. Савченко за исключением особых случаев.
6 Известно, что “черви совести” были персонажами в народных представлениях средневековых пьес. В отчетах мистерий Ковентри сохранились записи о выплате 16 пенсов “двум червям совести” [10, p. 212]. В знакомом нам русском переводе они неточно названы “червями, подтачивающими совесть” [11, c. 11], в оригинале же именно “worms of conscience” (черви совести, которые подтачивают, грызут душу). Насиб Шахин признает совесть-червя “общей метафорой”, но “не библейской реминисценцией” [10, р. 213]. Непонятно почему, ведь сама эта метафора, прежде чем закрепиться и стать общим местом, родилась из трактовки Женевской Библии.
7 Между тем, есть еще одно обстоятельство, позволяющее нам предположить у Шекспира в “Ричарде III” все же именно библейскую реминисценцию. Но не к пророкам Ветхого Завета, а к Евангелию. Евангелист Марк, говоря о соблазнителях-растлителях, четырежды упоминает “неумирающего” “червя их” (9: 44, 45, 46, 48), переосмысляя пророков и сближая “геенну огненную” с адом. Предваряют же это известное рассуждение Марка слова о “жерновном камне на шею” для соблазняющих “малых сих” (9: 42). Та же лексика и образность сопровождает шекспировского Ричарда: он наставляет наемных убийц брата заменить “слезы глупцов” “жерновами” (millstones – I, 3, 352), и сам способен плакать лишь “жерновами вместо слез” (I, 4, 239). Тем самым в пьесе идет двойной повтор, рассчитанный на театральную аудиторию, чтобы расслышали даже “не имеющие уши”.
8 Таким образом, метафора совесть – червь используется Шекспиром в идиоматической, хорошо знакомой публике форме. Но при этом, как показывает лексический контекст, и отсылает к определенному месту в Евангелии: к теме соблазнителей-растлителей, накрепко связанной в пьесе с узурпатором Ричардом.
9

Совесть – “трус”
10 Устойчивое соотнесение совести с трусостью присуще и “малым” и “великим” злодеям пьесы “Ричард III”. Оно подчеркивает обратную логику, свойственную отвергнувшим нравственный закон. Сначала мы слышим это в фарсовом варианте от убийц герцога Кларенса: “…с нею (совестью – Н.М.) становишься трусом”, – говорит один и поясняет с помощью заповедей: “Воровать нельзя… ругаться нельзя… жить с женой ближнего нельзя…” (I, 4, 133–136). Чуть позже бессердечный 1-й убийца назовет 2-го “трусом” (I, 4, 278) именно потому, что в том пробудилась совесть, и он раскаялся. Показательно, что в обратной логике убийц совесть это – “дьявол”, который “искушает” человека не делать зла (“А ты впусти в голову черта…” – I, 4, 147).
11 Облеченных властью злодеев отличает от их прислужников глубина, масштаб неприятия совести. Следует разобраться почему. В речи к солдатам, посылаемым Ричардом III на смерть, узурпатор провозглашает: “Знакомо только трусу слово совесть” (“Conscience is but a word that cowards use” – V, 3, 309). Новый обертон в сравнении с убийцами: у них она “делала человека трусом”, у тирана это слово “произносят (употребляют) трусы”. Кто же они?
12 Словом “совесть” христиане обозначают работу Святого Духа в человеке. Ветхий Завет не знает этого понятия. В “ветхой” части Женевской Библии оно использовано дважды, и только как анахронизм4. Впервые в каноническом составе Нового Завета слово “conscience” употреблено в евангельском эпизоде с “женщиной, взятой в прелюбодеянии”: “And when they heard it, being accused by their own conscience, they went out, one by one…” (“Они же, услышав то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних…” – Ин. 8: 9). Таким образом, согласно Ричарду, “трусы”, изобретшие слово “совесть”, – это Иисус и его ученики.
4. В маргиналии 9 к псалму 7: “first showing that his conscience did not accuse him of any evil toward Saul”, и в Притчах: “All the days of the afflicted are evil; but a good conscience is a continual feast” (15: 15). При этом уже Библия короля Якова [12] исправляет последний анахронизм, давая точный перевод: “у кого сердце весело” (“…but he that is of a merry heart hath a continual feast” – Prov. 15: 15).
13 Это важное место пьесы – обращение Ричарда-полководца к воинам – построено как силлогизм5, состоящий из двух связанных суждений и заключения. Посылка (“Знакомо только трусу слово совесть”) получает развитие: “Тех, кто сильнее, им пугает он” (V, 3, 310). По Ричарду, религия совести была “изобретена” Христом и его последователями, чтобы обуздывать своеволие земной власти, “держать в страхе сильных” (“Devised at first to keep the strong in awe”). Именно так тиран у Шекспира понимает тезис Послания к Римлянам: “Wherefore ye must be subject, not because of wrath only, but also for conscience sake” (“И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести” – Рим. 13: 5), относя его к подобным себе “сильным мира сего”. И отвергает этот тезис в логике: “Нечего пугать нас совестью!”. В “Мере за меру” Шекспир вернется к этому месту Послания, настаивая, что требование “повиноваться… по совести” обращено к “высшим” и к “низшим”, распространяется и на правителей, и на подданных [13, c. 162–164].
5. Это не “простой”, а скорее неправильный силлогизм, который в логике обозначали термином baroco.
14 Заключение силлогизма: “Оружье – вот нам совесть и закон” (V, 3, 311). Такова альтернатива закону совести, принимаемая узурпатором. Ричард закономерно предпочитает слову силу. Сила оружия (“our strong armes”) в этой сентенции имплицитно противопоставлена также “мощи Божьей длани” (“His powerful arm”), о которой напоминал своим убийцам Кларенс (I, 4, 216).
15 В рассмотренной декларации Ричарда III часто видят сходство с речами Макиавелли в Прологе “Мальтийского еврея’ (строки 14–27) [14, p. 452]; [15, p. 325]. Шекспировский Ричард, несомненно, макиавеллист, однако слово “совесть” не звучало в Прологе пьесы Кристофера Марло (оно будет лишь однажды упомянуто в пьесе в контексте бедности христиан).
16 Резюмируя эту часть, отметим: лексическая связка совесть – трус не являлась идиомой в период создания Шекспиром “Ричарда III” (не фиксируется М. Тилли [16] и Р. Дентом [17], обнаруживается в текстах современников только после его же “Гамлета”). Отсылает к фигурам и лексике Нового Завета. Если метафора совесть – червь имела нейтральный характер, то два рассмотренных выше соотнесения совести с трусом устойчиво характеризуют персонажей “мира наоборот”, в котором все перевернуто и лучшие люди объявляются предателями [18, c. 567–568]. Иными словами, соотнесение совести с трусом характерно для отступников от Бога и естества. Для них от совести один вред, ведь она наполняет человека множеством внутренних препон против злых дел: “It fills a man full of obstacles” (I, 4, 138).
17 Анализ третьего сравнения (conscience – witness) позволит нам, в числе прочего, прояснить еще одно употребление связки conscience – coward в тексте “Ричарда III” (в речи главного героя).
18

Совесть, сознание – “свидетель”
19 Сравнение conscience – witness наиболее сложное из всех, его смысл зависит от понимания conscience6: совесть или раздумье; от сердца или от головы; правда чувства или расчет ума. В одном контексте и в речи одного персонажа (графа Оксфорда) оно звучит как ясное возражение отступникам от закона совести: “Кто совести имеет хоть немного, / Тот тысячу бойцов собой заменит” (V, 2, 17–18).
6. Опосредованно эта двойственность прочтения conscience может быть связана и с двойственностью второго члена сравнения – фигуры свидетеля (witness), которая коренится в судебной практике многих эпох. Свидетели могут представлять как обвинение, так и защиту. В функции свидетеля выступают в мистерии “Страшный Суд” и в моралите Добрые и Злые дела, Добрые и Злые ангелы, в том же качестве мы находим их в “Докторе Фаусте” К. Марло. И тени жертв Ричарда, свидетельствующие исключительно “против” него и “за” его соперника (V, 3, 118–176), могут рассматриваться в том же ряду.
20 Every man’s conscience is a thousand men [swords],To fight against this guilty [that bloudie]7 homicide.
7. Текст “Ричарда III” в фолио 1623 г. [19] сопровождаем в квадратных скобках вариантами по кварто 1597 г. [20].
21 Храбрый полководец невеликого войска графа Ричмонда перефразирует пословицу из Adagia Эразма “Conscientia mille testes“ [21, p. 111] (“Conscience is a thousand witnesses“) в смысле тысячекратной мощи воинов, вооруженных совестью. Метафора conscience – witness была знакома елизаветинцам, до Шекспира она встречается [16, p. 116] у Джона Лили в “Эвфуэсе, или анатомии ума” (1578), у Роберта Грина в “Филомеле” (1592). Важно отметить, что сама рассматриваемая идиома, вероятно, восходит к Посланию к Римлянам, где апостол Павел дважды лексически связал conscience и witness. “…Дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую” (“their conscience also bearing witness and their thoughts accusing one another, or excusing” – Rom. 2: 15) – сказано о язычниках, “делающих законное”, то есть живущих по Ветхому закону. И “свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом” (“my conscience bearing me witness in the holy Ghost” – Rom. 9: 1), – так говорит апостол о своей совести. Интересно, что Эразм – прекрасный знаток Нового Завета – в описании пословицы ссылается на риторов Квинтилиана и Ювенала, но не упоминает апостола Павла [21, p. 111].
22 Известна пословица Эразма и шекспировскому Ричарду. “Тысяча языков у совести моей” (V, 3, 193), – произносит он после ночного кошмара с призраками жертв. Однако если в речи графа Оксфорда conscience – совесть, то conscience Ричарда здесь, скорее, “сознание”, “мысли”. Он понимает умом, сознает, какие преступления совершил, его страшат тени его жертв, но раскаяния нет. Полагаю, Шекспир так прочитывал две “совести” из послания к Римлянам: my conscience, “в Духе Святом” ведущую христианина к раскаянию, и their conscience and their thoughts (мысли и знание закона) – ведущие нехристиан к осознанию без раскаяния. Вероятно, из этих двух комплексов (conscience и conscience and thoughts), содержащихся в словах апостола Павла, и произошло в дальнейшем расхождение между двумя значениями conscience: conscience (совесть) и consciousness (сознание, понимание). Поэтому “coward conscience” (V, 3, 179), которую поминает преступный властитель, проснувшись в холодном поту, это не “трусиха”-совесть, а “трус”-разум8, погрузивший его в неизбывный страх от осознания будущей расплаты. Страх без раскаяния.
8. Отмечая диалогичность, “моменты размышления”, внутренний спор и “саморефлексию” монолога, А. Столл, тем не менее, трактует сцену Ричарда после ночного кошмара исключительно как “сцену совести” [3, p. 2–4].
23 Все видения, посетившие тирана-Ричарда, сделавшие больным его сознание, лишь заставляют его дрожать от ужаса (V, 3, 181), но у него нет ни капли раскаяния. Чтобы это понять, следует сравнить с реакцией Кларенса на его сон (“my deep prayers” – I, 4, 69), с раскаянием 2-го убийцы (“I repent me” – I, 4, 277), с совестью и раскаяньем убийц принцев (“conscience and remorse” – IV, 3, 20). Исторический источник Шекспира Эдвард Холл сомневался, что это было – сознание или совесть, – когда писал о сне Ричарда: “Это странное видение не столько поразило его сердце внезапным страхом, сколько завладело мыслями, взбередив воображение страшными и беспокойными картинами. Но я думаю, что был это не столько сон, сколько укол его грешной совести…” [22, p. 414]. Холл, в конечном счете, на стороне совести, чей “удар особенно силен на пороге гибели” [22, p. 414]. Шекспир – на стороне страха. Ханна Аренд прозорливо заметила в “Жизни ума”, что хотя Шекспир употребляет здесь в речи Ричарда слово “conscience”, но употребляет его в “непривычной манере”, как after-thought, “запоздалую мысль, раздумье, разбуженное преступлением”, отличающееся “от голоса Бога внутри нас или от естественного инстинкта (lumen naturale)” [23, p. 190]9.
9. Х. Аренд видит и в предмете, обсуждаемом наемными убийцами, не совесть, а раздумье [23, p. 190]. Но в этом нам трудно с ней согласиться: “shamefaced spirit” (I, 4, 137), бунтующий в груди человека и мешающий ему нарушать заповеди – это, конечно, совесть.
24 Таким образом, мы видим, что Шекспир не только знает и в полноте использует варианты соединения двух понятий, закрепленного пословицей, но и отсылает к ее истинному первоисточнику: апостольским посланиям Нового Завета. И во всех случаях употребления слова “conscience” – как при наличии идиомы, так и в ее отсутствие – Шекспир отсылает к конкретным текстам Библии, разъясняющим ситуации и характеры пьесы.
25 Кроме того, изучение происхождения идиомы Эразма помогло нам увидеть в самом новозаветном источнике двойной комплекс, предопределивший расхождение смысловых векторов понятия conscience: совести и размышления (мысли, сознания). Отсутствие тождества между указанными ипостасями conscience и наличие обоих вариантов в ранней пьесе Шекспира позволяет утверждать: акцент на них не был случаен, драматург разъяснял своей аудитории эту принципиальную разницу. Соотнесение conscience-совести с “трусом” и трусостью устойчиво характеризует у Шекспира персонажей “мира наоборот” – отступников от Бога и естества и никогда не встречается в речи положительных героев. Иные соотнесения conscience с трусостью отсылают у Шекспира к “трусу”-разуму. Именно так обстоит дело с высказыванием10 принца Гамлета в его ключевом монологе:
10. А. Столл уподобляет “саморефлексивную” “трусливую совесть” Гамлета ричардовой в монологе после ночных видений, делая следующую оговорку: “совесть Гамлета работает посредством размышлений о совести – как сознание совести (as a consciousness of conscience)” [3, p. 8]. Если опустить словесную мишуру, в этой трактовке оба героя Шекспира – Гамлет и Ричард – видят в совести источник трусости. Наше прочтение, восходящее к тексту апостольского послания, доказывает обратное: в данных монологах оба героя говорят о сознании, разуме, в котором коренится трусость. У Шекспира только убийцы и злодеи соотносят совесть с «трусом» и трусостью.
26 Thus conscience does make cowards of us all,And thus the native hue of resolutionIs sicklied o’er with the pale cast of thought…
27 (III, 1, 83–85)
28 Неслучайно связка conscience – coward подкрепляется и поясняется в этом монологе прямой отсылкой к мысли (thought).

References

1. Lewis, C.S. Conscience and Conscious. Lewis C.S. Studies in Words. Cambridge University Press, 1960, p. 181–213. (289 p.)

2. Potts, Timoty C. Conscience in Medieval Philosophy. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. 168 p.

3. Stoll, Abraham. Conscience in Early Modern English Literature. Cambridge: Cambridge University Press, 2017. 216 p.

4. Belsey, Catherine. The Case of Hamlet’s Conscience. Studies in Philology. Vol. 76, No. 2, 1979, pp. 127–148.

5. Jenkins, H. Notes. Longer Notes. Shakespeare W. Hamlet. Ed. by Harold Jenkins. L., N.Y. 1982. (The Arden Shakespeare, 2nd ser.)

6. Thompson, A., Taylor, N. Notes. Shakespeare W. Hamlet. Ed. by Ann Thompson, Neil Taylor. London: Cengage Learning, 2006. 613 p. (The Arden Shakespeare, 3d ser.)

7. The Complaynt of Henry Duke of Buckingham. Mirror for magistrates: in five parts. Legends from the conquest by William Baldwin and others from the edition of 1587 collated with those of 1559, 1563, 1571, 1575, 1578 and 1610. Ed. by Joseph Haslewood. London: Lackington, Allen, and Company, 1815. Vol. 2, pp. 333–365.

8. Shakespeare, W. King Richard III. Ed. by James R. Siemon. Bloomsbury, 2016. 503 p. (The Arden Shakespeare, 3d ser.)

9. The Bible: The Holy Scriptures, contained in the Olde and Newe Testament (Geneva Bible 1560–1599 with footnotes). https://www.biblegateway.com

10. Shaheen, Naseeb. Biblical References in Shakespeare’s Plays. Newark: University of Delaware Press; London: Associated University Presses, 2002. 879 p.

11. Anikst A.A. Teatr ehpokhi Shekspira. M.: “Iskusstvoˮ, 1965. 328 s. [Anikst, A.A. Teatr epohi Shekspira [Theatre of Shakespeare’s Era]. Moscow, Iskusstvo Publ., 2002. 328 p. (In Russ.)]

12. The Holy Bible. King James Version 1611. N.Y.: ABS. 1990.

13. Mikeladze N.Eh. Komu “svoj mech vruchaet bogˮ? (Shekspir i episkop Bilson) // Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 9. Filologiya. 2021, № 3, s. 161–171. [Mikeladze, N.E. Komu “svoj mech vruchaet bogˮ? (Shekspir i episkop Bilson) [Shakespeare and Bishop Bilson: “He Who the Sword of Heaven Will Bear”?].Vestnik Moskovskogo Universiteta. Seria 9. Filologia [Bulletin of the Moscow University. Series 9. Philology]. Moscow, 2021, No 3, p. 161–171. (In Russ.)]

14. Bullough, Geoffrey. Narrative and Dramatic Sources of Shakespeare. Edinburgh University Press, 1958. Vol. 2. 543 p.

15. Hammond, Anthony. Notes. Shakespeare W. King Richard III. Ed. by A. Hammond. London: Methuen, 1981. Repr. 2007. (The Arden Shakespeare, 2nd ser.) 382 p.

16. Tilley, Morris Palmer. A dictionary of the proverbs in England in the sixteenth and seventeenth centuries: a collection of the proverbs found in English literature and the dictionaries of the period. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1950. xiii, 854 p.

17. Dent, Robert William. Shakespeare’s proverbial language: an index. Berkeley: University of California Press, 1981. xxviii, 289 p.

18. Mikeladze N.Eh. Miloserdie sil'nee mesti. Vremya i vechnost' v teatre Shekspira. M., SPb. Tsentr gumanitarnykh initsiativ, 2019. (Mediaevalia) 624 s. [Mikeladze, N.E. Miloserdie silnee mesti. Vremja i vechnost v teatre Shekspira. [In Virtue than In Vengeance. Time and Eternity in the Theatre of Shakespeare]. Moscow, St. Petersburg. Center for Humanitarian Initiatives Publ., 2019. 624 p. (In Russ.)]

19. The Tragedy of Richard the Third: with the Landing of Earle of Richmond, and the Battell at Bosworth Field. Shakespeare, William. The First Folio of Shakespeare, prepared by C. Hinman. New York, London, W.W. Norton & Company, 1996. R. 173–204. 928 r.

20. The Tragedy of King Richard the third. Containing his treacherous Plots against his brother Clarence: the pittiefull murther of his innocent nephewes: his tyrannicall vsurpation: with the whole course of his detested life, and most deserued death. As it hath beene lately Acted by the Right honourable the Lord Chamberlaine his seruants. At London: Printed by Valentine Simmes for Andrew Wise, dwelling in Paules Chuch-yard at the signe of the Angell, 1597. [123 p.]

21. Desiderius Erasmus. Erasmi Roterodami Adagiorum Chiliades tres, ac centuriæ fere totidem. In ædibus Aldi. 1508. 150 p.

22. Hall’s Chronisle; Containing the History of England, during the reign of Henry the Fourth, and the succeeding monarchs, to the end of the reign of Henry the Eighth… London, 1809. 868 p., index.

23. Arendt, Hannah. The Life of the Mind. One-volume edition. A Harvest Book. Harcourt Inc. Orlando, 1978. 284 p.

Comments

No posts found

Write a review
Translate