On the Special Function of Adverbs in the Structure of an Utterance (the Role of the Secondary Predicate)
Table of contents
Share
QR
Metrics
On the Special Function of Adverbs in the Structure of an Utterance (the Role of the Secondary Predicate)
Annotation
PII
S160578800025498-3-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Boris Yu. Norman 
Affiliation: Belarussian State University
Address: Belarus, Minsk
Pages
15-21
Abstract

The object of the article is the processes of inner speech (in the understanding of L.S. Vygotsky), during which the future utterance is formed. One such process is syntactic structure compression. In particular, of interest are polypropositive utterances in which adverbs play the role of a secondary predicate. Examples from Russian fiction are analyzed (from I. Shmelev to A. Bitov), in which a complicated meaning is hidden behind the syntactic structure of a simple sentence. It is concluded that adverbs with the meaning of physiological or mental sensations, moral assessment, compliance with a cultural norm, etc. are most inclined to the function of a secondary predicate. However, the different word-formation background of such adverb leads to its ambivalence and, in accordance with this, to different interpretations of the proposition behind it. In general, the ability to “pack” a whole proposition into one word makes the adverb a full-fledged participant in the processes of speech activity.

Keywords
adverb, proposition, polypropositive utterance, secondary predicate
Received
29.01.2023
Date of publication
30.04.2023
Number of purchasers
13
Views
234
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Additional services for the issue
Additional services for all issues for 2023
1

0. Введение

2 Начиная с середины ХХ века, в сферу внимания лингвистов прочно вошло понятие пропозиции. Оно стало точкой пересечения интересов “чистыхˮ языковедов, логиков и психологов, и споры по этому поводу не утихают. Вот одно из современных определений: “пропозиция, пропозициональное содержание, пропозитивный смысл – тип содержания единицы языка, представляющий собой мысленный образ ситуации, т.е. сущности, характеризующейся временным параметромˮ [1, с. 564].
3 Иными словами, пропозиция – это объективное положение дел (нечто, что происходит), отраженное в сообщении. И лингвисты занялись проблемой соотношения пропозиции как единицы мысли и предложения как структурной единицы языка. “В принципе должно быть одно-однозначное отношение между пропозициями и простыми предложениями: одно простое предложение (clause) выражает одну пропозициюˮ [2, с. 167]. Однако давно замечена реальная способность предложения выражать несколько пропозиций: это качество называют полипропозитивностью. Поскольку же организующим звеном пропозиции является предикат, то полипропозитивность подразумевает наличие вторичного предиката, т.е. дополнительного сказуемого, – поэтому некоторые авторы используют термин полипредикативность.
4 Наиболее явное проявление полипропозитивности – это смысловая структура сложных предложений: обозначение нескольких “образов ситуацийˮ соответствует самой их (сложных предложений) природе. Скажем, сообщение После того, как хозяин уехал, дом опустел не требует специального комментария: ясно, что оно отражает два события. Но полипропозитивность логично усмотреть также в предложениях осложненной структуры – с обособленными обстоятельствами или определениями, например: Покинутый хозяином, дом опустел. Кроме того, как известно, сложный смысл может выражаться и в рамках простого предложения (без обособления его членов). Это связано, в частности, с языковой способностью номинализовать пропозицию, т.е. представлять ее в виде имени, ср.: После отъезда хозяина дом опустел. Отсюда вытекает, что “средством выражения номинализованных пропозитивных смыслов прежде всего могут служить придаточные части сложноподчиненных предложений, а также обособленные члены предложений. Кроме того, пропозитивные смыслы могут быть выражены при помощи отдельных слов и выраженийˮ [3, с. 34].
5

1. Вторичный предикат и его выражение

6 Разработка проблемы полипропозитивности привела к углубленному анализу семантической структуры русского предложения и, в частности, к очерчиванию круга тех “отдельных слов и выраженийˮ, которые способны нести функцию вторичного предиката.
7 Г.А. Золотова еще в своей монографии 1973 года обратила внимание на конструкции с производными предлогами (со стороны, в результате, в знак, в адрес, с позиций, в случае и т.п.). Они очень часто включают в себя отглагольное имя и в силу этого предполагают “предикативную конденсациюˮ [4, с. 254]. Действительно, предложение По возвращении в деревню бурмистр повел нас посмотреть веялку (пример Г.А. Золотовой) содержит в себе две пропозиции: ʽкто-то (мы? или бурмистр?) вернулся в деревнюʼ и ʽбурмистр повел нас посмотреть веялкуʼ. «В результате структура предложения, включающего подобные конструкции, становится “уплотненнойˮ, полипредикативной» [Там же, с. 257]. В более поздних работах исследовательница, кроме номинализации, выделяет еще следующие виды синтаксической деривации: инфинитивизацию, адвербиализацию и атрибутизацию [5, с. 183].
8 Н.Д Арутюнова, исследовавшая смысловую структуру предложения, сформулировала проблему шире: по ее мнению, имеются в виду особые случаи, когда семантический тип имени не соответствует его синтаксической функции. В частности, она показывает, что существительные с предметным значением в определенном контексте способны выражать событийно-временной смысл, например: Я задержался из-за книг или Он пришел несмотря на ногу. “Предметные существительные в этих случаях эквивалентны по значению пропозицииˮ [6, с. 122].
9 Какие же лексико-грамматические классы слов способны принимать на себя функцию вторичного предиката, концентрируя в себе содержание целой пропозиции? По-видимому, это не только имя существительное в его падежных формах в сочетании с предлогами, но также и “синтаксические маргиналыˮ – прилагательные и наречия [7, с. 201–217].
10 Рассмотрим следующий пример.
11 Малыш был в Илью, кудрявый и узколицый. Редко плакал, мало улыбался, Илья считал, что темперамент ребенок унаследовал материнский (Л. Улицкая. Зеленый шатер).
12 Сравним с этим предложением исходную, нейтральную фразу: Ребенок унаследовал материнский темперамент. Синтаксическая ее структура проста и прозрачна: ребенок – подлежащее, унаследовал – сказуемое, темперамент – дополнение с подчиненным ему определением материнский. Но в цитате из Л. Улицкой дополнение темперамент не случайно вынесено в препозицию: эта эмфаза (позиционное и интонационное выделение) сигнализирует для нас некий дополнительный смысл: ʽребенок унаследовал (чей-то) темпераментʼ (это нормально), но ʽэтот темперамент оказался материнскимʼ!
13 Место подобным примерам находится в типологии полипропозитивных (и полипредикативных) предложений, предлагаемой М.В. Всеволодовой. По ее мнению, в составе простого предложения вторичный предикат образуют: а) копредикат (Он сидит счастливый и потрясенный; Я вспомнил его молодым; Он вернулся в село учителем), б) “компоненты со значением состояния лица, осложняющие пропозициюˮ (В гневе он бывал страшен; В отчаянии она решилась на отъезд), в) “любой компонент в фокусе Р, сопряженный с компонентом в фокусе Т (топик)ˮ (Пьесу он написал замечательную) [8, с. 209]. Нам эта классификация кажется недостаточно однородной по своим основаниям. Кроме того, заметим, что роль вторичного предиката не обязательно требует от прилагательного топикализации, т.е. вынесения в эмфатическую позицию. Сравним следующий пример из повести уже упомянутого автора:
14 После ухода бессмысленной медицины Нина вдруг страшно засуетилась. Опять начала носиться с бутылками (Л. Улицкая. Веселые похороны).
15 Определение бессмысленный здесь, конечно, относится не к медицине как таковой, а к визиту врачей, которые ничем не могли помочь умирающему. Смысл предложения выстраивается следующий: ʽпосле того, как ушли медицинские работники, усилия которых были бессмысленны, Нина… засуетиласьʼ. Прилагательное скрывает за собой отдельную пропозицию.
16 Наконец, классификация вторичных предикатов, предлагаемая М.В. Всеволодовой, оказывается неполной, потому что в ней принципиально не находится места наречиям! А между тем, данная часть речи в синтаксическом отношении обладает примечательными и в чем-то уникальными свойствами.
17

2. Наречие в синтаксической структуре высказывания

18 Предварим следующий фактический материал кратким историческим экскурсом. Наречия как часть речи (лексико-грамматический класс) сформировались еще в общеславянский период. Призвание их состояло в том, чтобы характеризовать с той или иной стороны действие или состояние, обозначенное глаголом (сам термин наречие – калька с латинского ad verbum, т.е. “при глаголеˮ). Основная масса наречий (адвербов) изначально образовывалась либо от падежных и предложно-падежных форм существительных, либо от прилагательных (особенно – качественных) [9, с. 151–156].
19 Однако в современных славянских языках функции наречий, их строение и место в синтаксической структуре фразы заметно расширились. Наречия могут уточнять значение других наречий, подчиняться непосредственно существительному или прилагательному, легко приобретают функцию сказуемого (в этом случае они превращаются в предикативы). А с учетом того, что и в словообразовательном отношении современные наречия чрезвычайно многообразны (они могут быть образованы даже от причастий или деепричастий), становится понятен интерес современных исследователей к данному лексико-грамматическому классу, ср.: [10, с. 160–168]. Особенное внимание эти “вольные стрелкиˮ грамматики привлекают в психолингвистическом аспекте, применительно к процессам, протекающим во внутренней речи, в ходе формирования структуры высказывания.
20 Начнем с анализа следующей цитаты, в которое употребление наречия слегка царапает взгляд читателя.
21 Она, ˂…˃ намяв в обеих ладонях по газетному комку, с двух сторон визгливо протирала вымытое стекло, навалившись грудью на раму (Д. Рубина. Желтухин).
22 Наречие визгливо значит ʽпронзительно резко, с визгомʼ. Оно зафиксировано в [11] в 432 текстах, общее количество примеров – 605 (дата обращения: 07.01.2023). Самые частые глаголы, с которыми сочетается это наречие, – это кричать и его производные (закричать, прокричать, крикнуть, выкрикнуть и т.д.), хохотать, смеяться и их производные (захохотать, засмеяться и т.д.), а также орать, петь, вопить, спрашивать, отвечать и др. В целом около 90% всех употреблений данного наречия – это сочетания с глаголами речи и вообще голосовой деятельности. Протирать (стекло) никоим образом в эту группу не входит.
23 Ясно, что за приведенной цитатой скрывается сложный смысл, который не укладывается в структурные рамки простого предложения. Это примерно следующее: ʽона… с двух сторон протирала вымытое стекло, отчего то издавало визгливые звукиʼ. Поясним сказанное. Протирать – акциональный глагол, обозначающий контролируемое действие. Визгливо характеризует не действие самой женщины, а “действиеˮ стекла под ее руками: она протирала стекло, а стекло визжало. Вообще, визгливо характеризует неконтролируемые действия. Даже если говорится, что кто-то визгливо спросил или визгливо ответил, то от его желания это не зависело: это свойство его речевого аппарата и в целом психосоматики!
24 Роль наречия в процессе текстопорождения очевидна и применительно к спонтанной устной речи. Здесь представители данного лексико-грамматического класса легко принимают на себя функцию вершинного узла фразы – предиката. Приведем один фрагмент из опубликованного собрания разговорных текстов:
25 Тут надо чтоб как-то вот… То ли химически она как-то… взаимодействовала // То ли… вот как-то… особую структуру ей сделать // Очень трудно // Ну это далеко еще // А сейчас вот великолепно я смотрел… Вот сейчас вижу / очень широко вот на Западе / текстильная-то обувь // Причем от Африки до… вообще Скандинавии // [12, с. 197].
26

3. Наречие как средство упаковки информации

27 В целом наречие, с его “мобильнымˮ, или “всеяднымˮ, участием в процессах преобразования внутренней речи во внешнюю, активно используется, с одной стороны, для сокращения длины текста, а, с другой стороны, – для усложнения его семантической структуры. В последнем случае оно выступает в качестве вторичного предиката. Данная ситуация находит свое место и среди художественных средств писателя, что мы продемонстрируем на нескольких примерах.
28 Студенты обидно швыряли посуду на стол, и, недолго думая, я подал Фиттиху просьбу об увольнении (В. Каверин. Освещенные окна).
29 Слово обидно означает ʽс чувством обидыʼ (причем это, как правило, не наречие, а предикатив, обозначающий состояние субъекта: кому-то обидно, что…). Так кто в приведенном примере испытывал эту обиду – студенты? Нет, обиду испытывал кухонный рабочий, наблюдавший данную сцену. Смысл предложения: ʽстуденты швыряли посуду на стол, и мне было обидно это наблюдатьʼ!
30 Как только они очутились на середине переулка, земля тошно зашаталась под ногами, с крыши театра повалилась черепица… (И. Ильф, Е. Петров. Двенадцать стульев).
31 Слово тошно, которое тоже чаще всего выступает в роли предикатива, передает в своем прямом значении физиологическое состояние тошноты, предшествующее рвоте. В данном случае оно характеризует ощущение персонажей, оказавшихся в зоне землетрясения. И смысл всего предложения выглядит таким образом: ʽземля зашаталась под ногами, от чего стало тошноʼ (к горлу подкатилась тошнота). Наречие, как и в предыдущих случаях, сконцентрировало в себе содержание целой пропозиции.
32 Рядом с зеркалом висела старинная народная картинка Зерцало грешногоˮ, печатанная с медной доски и приятно раскрашенная рукой (И. Ильф, Е. Петров. Двенадцать стульев).
33 Наречие приятно в данной цитате характеризует не процесс раскрашивания картинки (хотя формально оно относится к причастию раскрашенный), а ощущения зрителя: оно означает, что картинка была приятна для взгляда.
34 Глеб думает об архангеле Варахииле, платье которого в белых лилиях, – и больно вспоминает о матери… (Б. Пильняк. Голый год).
35 Наречие больно обычно сочетается с глаголами физического воздействия: ударить, прищемить, ущипнуть и т.п., и оно значит ʽпричиняя больʼ, например: Он больно сжал мою руку. Кроме того, существует омонимичный предикатив больно – со значением ʽиспытывать больʼ (физическую или психическую): Мне больно от твоих слов. Использование слова больно в приведенной цитате требует истолковать последнюю следующим образом: ʽГлеб вспоминает о матери, и это рождает в его душе больʼ (его душе становится больно). За простой по форме синтаксической структурой Глеб больно вспоминает о матери опять-таки скрываются две пропозиции.
36 Празднично вкусно пахло, хлеб лежал на расписной доске, варенье накладывали серебряной ложкой с витой ручкой (Д. Гранин. Картина).
37 Празднично вкусно пахло – это значит ʽпахло вкусно, как это бывает по праздникамʼ. Формально при безличном сказуемом пахло есть два обстоятельства образа действия: празднично и вкусно. Но симптоматично, что между ними нет ни сочинительных, ни подчинительных отношений. Она как бы согласуются друг с другом семантически (и там, и там – сема “хорошоˮ), но репрезентируют два разных, самостоятельных смысла!
38 Сразу же заметим, что подбор примеров – из новейших классиков, мастеров русского слова – снимает возможное возражение (или упрек) в нарушении синтаксической нормы. Ясно, что перед нами – некоторая тенденция, опирающаяся на внутриязыковые закономерности и реализующаяся в стилистически мотивированных случаях.
39 Приведенные цитаты свидетельствуют о том, что представители класса наречий также могут играть роль вторичного предиката. Не случайно, напомним, данный лексико-грамматический класс составляет одну из словообразовательных баз, на которых вырастает так называемая категория состояния (термин Л.В. Щербы). Можно только удивляться той легкости, с которой адвербы пополняют эту категорию. Вслед за уже апробированными и кодифицированными в данной роли словами легко, приятно, удобно, выгодно, поздно, опасно, безразлично и т.п. в качестве сказуемых начинают употребляться грязно, позорно, комфортно, целесообразно, фиолетово и т.п.
40

4. Семантическая специфика наречия – вторичного предиката

41 Важной чертой наречия, с учетом разных вариантов его словообразовательной предыстории, является смысловая амбивалентность, неопределеннозначность (термин В.В. Мартынова). Покажем это еще на двух литературных примерах.
42 Есенин в описываемом году был запрещен, лагерно популярен (А. Битов. Пушкинский дом).
43 Несомненно, обстоятельство лагерно должно подчеркивать высокую степень популярности текстов Есенина. Но как понимать: лагерно популярен? Популярен в лагерях? Популярен, несмотря на опасность ссылки в лагерь? Популярен благодаря распространению лагерной эстетики? Читатель вправе принять любое толкование и, в соответствии с этим, восстановить ту или иную исходную пропозицию.
44 Подобную картину мы наблюдаем и в следующем случае.
45 И опять неспешно и ржаво повернулся замок в сейфе, где томились тетради Мастера и Маргаритыˮ и Театрального романаˮ (Л. Яновская. Записки о Михаиле Булгакове).
46 Что значит: ржаво повернулся? Повернулся в ржавом замке (в таком случае мы имели бы дело с синтаксическим переносом и транспозицией)? Повернулся с таким трудом, с каким открывается ржавый замок? Повернулся со скрипом, свойственным ржавым замкам? Восстанавливаемые смыслы не так уж далеки друг от друга, но для читателя подобная свобода выбора создает иллюзию творческого участия – соавторства…
47 Использование наречия в качестве вторичного предиката дает о себе знать, во-первых, нарушением канонов лексической сочетаемости (ср.: визгливо крикнуть и визгливо протирать, больно ущипнуть и больно вспоминать и т.п.), во-вторых, возможным сдвигом в лексической семантике самого наречия (скажем, круто как наречие и круто как предикатив разошлись в своих значениях), в-третьих, изменениями в авторизации сообщения (меняется точка зрения на ситуацию – см.: [4, с. 263–264]).
48 Поясним последнее свойство на еще нескольких примерах.
49 Пахнет можжевельником священно. ˂…˃ Пахнет священно розами (И. Шмелев. Лето Господне).
50 Одна из содержащихся в этих предложениях пропозиций – пахнет можжевельником (или розами) – отражает объективные физиологические ощущения: факт присутствующего в воздухе аромата. Вторая пропозиция, заключенная в наречии священно, соответствует определенным религиозным и нравственным представлениям нарратора. Для носителя иной, посторонней культуры запах можжевельника (или роз) может никаких сакральных ассоциаций не вызывать.
51 Густав Пахапиль зашагал вдоль тусклых рельсов. ˂…˃ Лежневка привела его в кильдим. Здесь его карманы тяжело наполнились (С. Довлатов. Зона).
52 Карманы наполнились – это, так сказать, объективная (внешняя) характеристика карманов: в них что-то положили. А слово тяжело присовокупляет к этому субъективные ощущения персонажа: ʽему стало тяжелоʼ, он почувствовал тяжесть. Получается своего рода стереоскопический эффект: в одном предложении представлены два взгляда на одно и то же реальное положение дел.
53 Генрих Иванович, низко-низко склонясь над обеденным столом, слышно царапал пером бумагу (В. Пьецух. Новая московская философия).
54 Часть предложения Генрих Иванович царапал пером бумагу содержит визуальную картину: образ пишущего человека; а слышно – это слуховые ощущения присутствующих в данной ситуации: это им всем было слышно!
55 Остается выяснить, какие именно наречия, с какой семантикой наиболее склонны к тому, чтобы принимать на себя тяжесть второго смыслового фокуса в предложении. Судя по нашему материалу, это прежде всего адвербы со значением физиологических или психических ощущений, моральной оценки, соответствия культурной норме и т.п. Это связано с тем, что в самой природе указанных подклассов заложена склонность к предикатной функции. Данное наблюдение выводит нас на проблему места того или иного номинативного класса в процессах формирования структуры высказывания, иначе говоря – речемыслительной специализации частей речи.
56 Систематизируя современные представления о механизмах речевой деятельности и соотнося их с учением Л.С. Выготского о внутренней речи, Е.С. Кубрякова пишет: «Поскольку выбор единицы номинации всегда согласуется с ее структурно-семантическими особенностями, в порождении речевого высказывания важную роль играет, на наш взгляд, не только формирование личностного смысла, но и “привязкаˮ его частей к тем или иным единицам номинации» [13, с. 115]. И чуть далее: “Чем полнее и выразительней может передать та или иная единица номинации типы отношений, тем выше ее значимость для организации высказыванияˮ [Там же, с. 116].
57 Это вполне согласуется с проанализированным выше материалом. Мы видим, что наречие, как и любая другая часть речи, конденсирует в себе предыдущий когнитивный и коммуникативный опыт социума. Выражать ощущения и оценку для слов типа обидно или тяжело – это как бы их функциональная прерогатива. Заложенная в наречиях склонность к предикатной функции (уже проявившая себя в русском языке в ходе исторического формировании “категории состоянияˮ) продолжает реализовываться в процессах образования полипредикатных структур.
58

5. Заключение

59 Таким образом, процессы преобразования (в том числе компрессии) фразы, происходящие во внутренней речи, затрагивают и наречие. Более того, представителей данного лексико-грамматического класса можно считать важными участниками в механизмах речепорождения и речевосприятия.
60 Если подходить с позиций грамматики говорящего, то речь идет о путях воплощения глубинной семантической структуры в поверхностную. Наречие позволяет “упаковатьˮ целую пропозицию в одно слово, формально подчиняющееся предикату иной пропозиции.
61 Если же исследовать деятельность слушающего (реципиента), то мы имеем дело с процессом восприятия линейно организованного текста вплоть до его “восстановленияˮ до исходной смысловой структуры. Оказывается, что если значение наречия не согласуется с семантикой глагола, образующего пропозицию, то адресат вынужден, опираясь на контекст, подыскивать в своем сознании добавочную пропозицию, с которой данное наречие было бы совместимо.

References

1. Moldavan, A.F. (ed.). Russkij jazyk. Encyklopedija [Russian Language. Encyclopedia]. Moscow, AST-PRESS SHKOLA Publ., 2020. (In Russ.)

2. Dijk, T.A. van, Kintsch, W. Strategii ponimanija svyaznogo teksta [Strategies of Discourse Comprehension]. Novoe v zarubezhnoj lingvistike. Vyp. XXIII. Kognitivnye aspekty yazyka [New in Foreign Linguistics. Issue XXIII. Cognitive Aspects of Language]. Moscow, Progress Publ., 1988, pp. 153–211. (In Russ.)

3. Fedosyuk, M. Yu. Sintaksis sovremennogo russkogo jazyka. Uchebnoe posobie [Syntax of the Modern Russian Language. Tutorial]. Moscow, INFRA-M Publ., 2012. (In Russ.)

4. Zolotova, G.A. Ocherk funkcionalnogo sintaksisa russkogo jazyka [Essay on the Functional Syntax of the Russian Language]. Moscow, Nauka Publ., 1973. (In Russ.)

5. Zolotova, G.A. Kommunikativnye aspekty russkogo sintaksisa [Communicative Aspects of Russian Syntax]. Moscow, Nauka Publ., 1982. (In Russ.)

6. Arutyunova, N.D. Predlozhenie i jego smysl. Logiko-semanticheskie problemy [The Sentence and Its Meaning. Logical-Semantic Problems]. Moscow, Nauka Publ., 1976. (In Russ.)

7. Norman, B.Yu. Kognitivnyj sintaksis russkogo jazyka [Cognitive Syntax of the Russian Language]. Moscow, FLINTA-Nauka Publ., 2013. (In Russ.)

8. Vsevolodova, M.V. Teorija funkcionalno-kommunikativnogo sintaksisa. Fragment prikladnoj (pedagogicheskoj) modeli jazyka [The Theory of Functional-Communicative Syntax. A Fragment of an Applied (Pedagogical) Language Model]. Moscow, The Moscow University Publ., 2000. (In Russ.)

9. Buslaev, F.I. Istoricheskaja grammatika russkogo jazyka [Historical Grammar of the Russian Language]. Moscow, Uchpedgiz Publ., 1959. (In Russ.)

10. Norman, B.Yu. Narechie v sovremennyh slavyanskih jazykah: slovoobrazovatelnye, semanticheskie i sintaksicheskie aspekty razvitija [Adverb in Modern Slavic Languages: Word-Formation, Semantic and Syntactic Aspects of Development]. Movaznaustva. Litaratura. Kulturalogija. Falklarystyka. XIII Mizhnarodny zjezd slavistau (Ljubljana, 2003). Daklady belaruskaj delegacyi [Linguistics. Literature. Cultural Studies. Folklore Studies. The 13th International Congress of Slavists (Ljubljana, 2003). Reports of the Belarusian Delegation]. Minsk, Belaruskaja navuka Publ., 2003, pp. 159–174. (In Russ.)

11. Nacionalnyj korpus russkogo jazyka [National Corpus of the Russian Language]. URL: http://www.ruscorpora.ru

12. Zemskaya, E.A., Kapanadze, L.A. (Eds.) Russkaja razgovornaja rech. Teksty [Russian Colloquial Speech. Texts]. Moscow, Nauka Publ., 1978. (In Russ.)

13. Kubryakova, E.S. Nominativnyj aspect rechevoj dejatelnosti [The Nominative Aspect of Speech Activity]. Moscow, Nauka Publ., 1986 (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate