Везде
Криптопоэтика и формы ее проявления
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Криптопоэтика и формы ее проявления
Аннотация
Код статьи
S160578800023670-3-1
DOI
10.31857/S160578800023670-3
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Дьёндьёши Мария  
Аффилиация: Университет им. Лоранда Этвеша
Адрес: H-1088 Budapest Múzeum krt. 4/D
Кибальник Сергей А.
Аффилиация: Институт русской литературы РАН
Адрес: Россия, 199034, Санкт-Петербург, наб. Макарова, д. 4
Выпуск
Том 81 Выпуск №6
Страницы
5-15
Аннотация

В статье устанавливаются границы этой относительно новой области поэтики: близость и в то же время несовпадение криптопоэтики с такими понятиями, как “автобиографический подтекст”, “эзопов язык”. Показаны различные типы суггестивной адресности, присущей криптографическим произведениям: современник, детально знающий подробности личной жизни автора, или будущий “провиденциальный” читатель. Проанализированы и различные варианты “ключа” /шифра к криптографическому тексту. Рассмотрена специфика криптографических текстов, как она проявляется, с одной стороны, в эпических, а с другой – в лирических произведениях. Освещено, какими криптографическими средствами обладает лирический род (метр, рифма, строфика; акротекст, акростих и т.д.). Особое внимание уделено символистской поэзии, имеющей, как и криптография, магические, культовые корни. Конкретным материалом для анализа послужила цифровая символика в одном из ранних стихотворений А.А. Блока и его вступление к сборнику стихов “Земля в снегу”. Показано взаимоотношение смыслов символа “комета”, конституирующихся в диалоге двух эпиграфов предисловия и в лирическом сюжете цикла “Снежная маска”.

Ключевые слова
криптопоэтика, тайнопись, подтекст, автобиографический, анаграмма, “роман с ключом”, лирика, аллюзивность, акростих, аллегория, символ
Источник финансирования
Исследование выполнено за счет гранта Российского фонда фундаментальных исследований, проект № 21-512-23008: “Криптопоэтика русской литературы нового времени”.
Классификатор
Получено
19.12.2022
Дата публикации
19.12.2022
Всего подписок
10
Всего просмотров
551
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
Дополнительные сервисы на весь выпуск”
Преимущества сервисов
920 руб. / 16.0 SU
Дополнительные сервисы на все выпуски за 2022 год
Преимущества сервисов
4365 руб. / 87.0 SU
1

1
2 “Зачем же превращать литературное произведение в донос на самого себя?” – однажды резонно заметил В.В. Набоков. Как и он сам, его предшественники и современники в русской литературе мастерски владели искусством сокрытия автобиографического подтекста.
3 В то же время, о ком же еще писать писателю, как не о самом себе? Чего будет стоить его произведение, если в нем не будет искреннего самовыражения? И, конечно же, русские писатели – не только поэты-лирики, но и прозаики – писали в основном именно о самих себе.
4 Тот же Набоков прямо противопоставлял свое творческое кредо авторам “выдуманных книг”. «Будь я литератором, – говорит явно автобиографический герой его рассказа “Весна в Фиальте”, – лишь сердцу своему позволял бы иметь воображение, да еще, пожалуй, допускал бы память, эту длинную вечернюю тень истины…» [1, c. 312].
5 Нередко русским писателям вполне удавалось закамуфлировать автобиографический подтекст своих произведений. Однако при этом шифры, посредством которых их можно разгадать, все же оставались – причем на страницах самих этих произведений.
6 Некоторые же писатели намеренно оставили их там, чтобы скрываемый ими острый политический или автобиографический подтекст мог быть считан – пусть не всеми и не обязательно сразу – наиболее “проницательными читателями”. Так что у них это чаще всего сознательное послание читателю грядущих времен – “провиденциальному собеседнику”, как называл такого читателя О.Э. Мандельштам. А иногда оно адресовано современникам – только не всем, а избранным.
7 Так или иначе, во всех этих случаях в литературных произведениях русских писателей имеет место своего рода “тайнопись” (этим термином, кстати сказать, нередко пользовались уже писатели Серебряного века – например, И.Ф. Анненский) [2, c. 339].
8

2
9 Такой “тайнописью” стало почти все позднее творчество А.С. Пушкина, созданное им в последние годы его жизни, когда говорить откровенно о своих действительных, довольно драматичных обстоятельствах, он, по вполне понятным причинам, ни с кем не мог, а размышлять о них в своих произведениях, естественно, не переставал.
10 Вот почему многие поздние произведения Пушкина – это действительные или мнимые переложения чужих текстов: Шекспира (“Анджело”), братьев Гримм (“Сказка о рыбаке и рыбке”), арабских сказаний (“Сказка о золотом петушке”). Между тем? не только история “старого доброго Дука” в поэме “Анджело” напоминает внезапное исчезновение с политической арены Александра I [4], но и его “наместник” Анджело – безусловное скрытое размышление о личности Николая I. А в пушкинской Изабеле и – парадоксальным образом – в “старухе” из “Сказки о рыбаке и рыбке”, как убедительно показали исследователи, преломились некоторые черты и эпизоды из личной жизни Н.Н. Пушкиной [5]; [6].
11 Во многом от Пушкина искусство такой “тайнописи” восприняли Н.В. Гоголь (см.: [7]; [8, с. 23–32]; [9, с. 313–346]; [10]; [11]) и Ф.М. Достоевский. Когда последний в романе “Село Степанчиково и его обитатели” создавал образ Егора Ростанева, вздумавшего уравнять с собой в имущественных владениях (недаром сама фамилия этого героя представляет собой анаграмму слова “равенство”) своего “приживала” Фому Опискина, при этом он не только открыто высмеивал позднего Гоголя, но и скрыто пародировал идеи французских и русских социалистов (в первую очередь Белинского и петрашевцев).
12 Поскольку большинство из последних все еще оставались в Сибири, делать это открыто Достоевскому было, разумеется, не с руки. Вот почему Опискин вначале попадает в “фалангу огорченных” (первое слово из словаря социального утописта Шарля Фурье, второе – из начала письма Белинского к Гоголю), а в финале романа уже и вовсе “созидает всеобщее счастье” (см.: [12]).
13 Сходным образом Н.Г. Чернышевский в своем хрестоматийном романе “Что делать?”, оказывается, не только прямо критиковал царскую Россию, но заодно и создал своего рода закамуфлированный памфлет против А.И. Герцена и Н.П. Огарева, решительно отказав им обоим в праве называться “новыми людьми” [13].
14 Широко присутствует это явление и в русской литературе советского времени. Так, в “малой прозе” К.К. Вагинова “Монастырь господа Бога нашего Аполлона” (1921) и в некоторых его стихотворениях встречаются анаграмматические криптонимы “Дзержинский”, “ЧЕКА” [14, c. 63–64] (см. также: [15]; [16]). Не редкость в ней и использование понятия “криптографии”. Например, Н.К. Чуковский писал, что произведения Вагинова “представляют собой как бы криптограммы, как бы зашифрованные документы, причем ключ от шифра он не дал никому” [17, c. 179].
15 В повести Л.Ф. Пантелеева “Республика ШКИД”, по признанию самого писателя, зашифрованы 10 христианских заповедей. Леонид Леонов, по его собственным словам, всю жизнь “держал фигу в кармане”, создавая произведения по принципу “вывернутой перчатки”. А Андрей Платонов оставлял отметки своего возраста на могильных надписях своих героев и давал им имена, содержащие аллюзии к современной европейской философии, с которой его произведения внутренне связаны (например, Сарториус в “Счастливой Москве”).
16 Очевидно, что такое криптографическое письмо представляет собой форму высказывания писателя на политические темы и отчасти напоминает явление “эзопова языка”. Однако последнее является скорее метафорой, чем научным понятием. Недаром ему посвящено не так много научных работ (см.: [18]). Не случайно и то, что, за исключением терминов “экран” и “маркер”, у исследователей “эзопова языка” так и не появилось других понятий для анализа этого аспекта поэтики.
17 Для обозначения “тайнописи” литературы иногда, помимо “эзопова языка”, используется другое понятие – автобиографического подтекста1. А ведь речь при этом снова идет о тех или иных способах сокрытия истинного смысла – только на сей раз уже относящегося к личности и биографии автора и его знакомых. Приемы полного или частичного сокрытия автобиографического подтекста, следовательно, здесь те же, что и в выше охарактеризованной “политической криптопоэтике”: это все те же аллюзии или анаграммы, криптонимы, интертекстуальные маркеры и др.
1. Некоторые исследователи предпочитают говорить в таких случаях о “прототипическом подтексте” [10].
18 “Роман с ключом” или, шире, литературное произведение с ключом, – на первый взгляд, явление противоположное по отношению к “тайнописи”. Однако, во-первых, в обоих случаях – как явной, так и скрытой прототипичности – имеет место определенная зашифрованность. Во-вторых, как правило, в произведениях “с ключом”, помимо героев, прототипы которых имеют прозрачный характер (например, Н.А. Добролюбов и сам Н.Г. Чернышевский в его романе “Пролог” или Н.С. Гумилев в “Козлиной песни” Вагинова), имеются и криптографические образы. Так, в образе Илатонцева небезосновательно видят некоторые черты и элементы биографии Герцена [19], а сразу в нескольких образах “Козлиной песни” – черты Ахматовой [20]; [21]. Наконец, в-третьих, многие образы имеют полигенетический характер, так что наряду с явными прототипами у них зачастую есть и тайные. Следовательно, все эти явления должны также входить в сферу криптопоэтики.
19 Наконец, третий вид “тайнописи” в литературе – это “тайнопись” интертекстуальная, актуализирующая полемическую соотнесенность с какими-то произведениями предшественников или современников, а то и их стилем вообще. Это далеко не обязательно только скрытое пародирование какого-то художественного произведения или чьего-либо стиля, о котором в основном в данной связи писал Р.Г. Назиров [22]. К такой же «интертекстуальной “тайнописи”» относятся и случаи иного варианта диссонансного модуса соотнесенности с претекстом – например, довольно распространенное, однако редко пока выделяемое явление скрытой полемической интерпретации претекста без его пародирования (см., например: [23]).
20 Таким образом, понятие “криптопоэтика” необходимо и ничем не заменимо именно как понятие синтетического типа – не совпадающее со смежными по отношению к нему явлениями политического и автобиографического (или “прототипического”) подтекста, “эзопова языка”, скрытого автобиографизма, аллюзионности, “энигматичности”, анаграмматичности [24], произведений “с ключом” и т.п., но включающее в себя их все.
21 Существование некой общей “криптопоэтики” позволяет осмыслить все эти родственные явления в рамках общей теории, а также описать действие и взаимодействие основных категорий поэтики литературного произведения, на которых строится криптопоэтика: аллюзий, анаграмм, криптонимов, криптотопосов, криптограмм, интертекстуальных маркеров и других знаков криптографичности.
22 Особое внимание в рамках этой дисциплины, очевидно, должно быть уделено некоторым специальным шифрам или особым языкам, которые используют те или иные писатели. Так, у целого ряда русских писателей имеет место своего рода “фармакологическая” криптография, при которой упоминаемое в художественном произведении лекарство – чаще всего в виде рецепта – несет скрытую семантику, определяемую его предназначением.
23 Нередко в таких случаях – например, у А.П. Чехова в таких известных произведениях, как пьесы “Безотцовщина” и “Три сестры”, – даже среди современников писателя большинство читателей, как правило, не имеет представления о том, для чего назначают данные препараты. Между тем, эта скрытая семантика дана автором сознательно и несет важную функцию скрытой символической характеристики героев [25].
24 Аналогичное явление представляет собой шахматная криптография Набокова, смысл которой сам писатель неоднократно отрицал. Между тем, он есть и до сих пор остается неразгаданным [26].
25

3
26 Трудно оспаривать высказываемое иногда утверждение о том, что творения великих мастеров являются криптограммами [27, с. 324]. При этом различные роды литературы обладают собственными криптографическими средствами. Так, эпике, о которой речь шла в предыдущем разделе, свойственны криптохронологические связи (читателю задана реконструкция синхронности отдельных, якобы независимых друг от друга, побочных событий), криптонимы и вещественные символы (см.: [28]; [29]), прием использования скрытых исторических или сакральных прототипов (см.: [30]; [31]; [32]).
27 Такие виды авторской тайнописи, как аллегория и символ (см., например: [33]; [34]), возможны во всех литературных родах. Это же относится к энигматичности как фигуре, структурно близкой аллегории, параболе и символу (см.: [35]).
28 Однако лирический род имеет и свои собственные криптографические средства. Поэты широко используют анаграмму, реже – палиндром, который может осуществиться в рамках слога, слова или стиха, но возможна и целая книга из палиндромов (см., например: [36], [37]). Анаграмма и палиндром являются формами пермутации, имеющей магические, культовые корни [37, с. 251]. Паронимы, аллитерации и ассонансы могут закодировать в тексте ключевое слово, выделить семантический вес какой-то лексемы, создать дополнительные смыслообразующие связи в стихе, соседних стихах, строфе или стихотворении.
29 Помимо лексических аллюзий (см., например: [38]) на претекст или некую традицию потенциально может указать и тождественный (или похожий) метр [39]. Так, галлиямб у М. Волошина со своей античной окраской подчеркивает греческую составляющую в культурном палимпсесте киммерической земли: “Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель…” [40, с. 117].
30 Аллюзивность может передаваться идентичными словами в рифмовке, как, например, рифмы “птицы – вереницы” (в стихотворении Блока “Я и мир – снега, ручьи...”) и “вереницы – птицы” (в стихотворении Фета “Это утро, радость эта...”) при тематическом сходстве двух стихотворений [41, т. 1, с. 531]. Строфика также носит информацию об источнике или традиции (как в “Песни Ада” Блока, написанной терцинами Данте), например: [42, с. 163–165], [43, с. 156].
31 Кроме этого, лирик может написать акротекст, где начальные буквы слов воспроизводят алфавит (“Июльская ночь” Брюсова). В акростихе же (см., например: [44]) (более редкие формы – телестих и мезостих) начальные (соответственно конечные, средние) буквы стиха складываются в слово, чаще всего – имя (сонеты Брюсова “М.А. Кузмину. Акростих” и Кузмина “Валы стремят свой яростный прибой...”). Особый вид акростиха (в немецкой терминологии wandernder Akrostichon) – это когда 1-я буква 1-го стиха, 2-я буква 2-го стиха и т.д. образуют какое-либо слово, имя.
32 Так, акростих руководителя немецкого символистского кружка Стефана Георге “Hier schließt das tor: schickt unbereite fort…” (в его сборнике “Звезда Союза”, 1914) скрывает имя Гельдерлина, к поэзии которого в данном цикле имеются интертекстуальные отсылки. Поскольку в стихотворении Георге говорится о герметической скрытости этого культового общества и обете молчания, акростих согласуется с лирическим сюжетом под эгидой криптичности.
33 Эзотерические, мистические и культовые свойства присущи не только немецкому, но и русскому символизму, поэтому правомерно предположить, что русские символисты охотно прибегали к средствам криптографии, имеющей также культовые, герметические корни.
34 Таким приемом оказывается символ. Согласно определению Вяч. Иванова, восходящему к Гёте, символ “многолик, многосмыслен и всегда темен в последней глубине” [45, с. 713]. А.Ф. Лосев, понимая символ гораздо более широко, также подчеркивает это, когда пишет о “бесконечной смысловой заряженности символов” [46].
35 Особую роль в рецепции символистской лирики мы должны отвести “собеседнику”, читателю (ср.: [47]), от которого требуется определенный уровень знаний. Для осмысления символистского стихотворения также важны, как считали сами символисты, другие стихотворения цикла, вся книга стихов, в которую оно входит, и все лирическое творчество данного автора.
36 Криптография в первоначальном понимании обозначает тайнопись, а обладание зашифрованным текстом и кодом гарантирует его дешифровку. Разгадка – если она найдена – однозначна, нет бесконечных перспектив осмысления, характерных для рецепции символистских произведений. И тем не менее, криптограммы символистскому тексту отнюдь не противопоказаны.
37 Из ранних стихов Блока с этой точки зрения особого интереса заслуживает загадочное стихотворение “Пять изгибов сокровенных...”. В стихотворении на языке условных знаков повествуется об особом душевном состоянии лирического Я. Ключ к этому стихотворению дает собственное мемуарное свидетельство Блока: “В таком состоянии я встретил Любовь Дмитриевну на Васильевском острове . Она вышла из саней на Андреевской площади и шла на курсы по 6-й линии, Среднему проспекту — до 10-й линии, я же, не замеченный Ею, следовал позади . Отсюда появились “пять изгибов”. . Тогда же мне хотелось ЗАПЕЧАТАТЬ мою тайну, вследствие чего я написал шифрованное стихотворение, где пять изгибов линий означали те улицы, по которым она проходила, когда я следил за ней, не замеченный ею” [48, с. 281, 285 (курсив наш – М.Д., С.К.)]. Л.Д. Менделеева, однако, его заметила [41, т. 4, с. 520]). В этом фрагменте из дневника Блока можно видеть явление, которое иногда обозначают как “отрефлектированная криптопоэтика” [49, с. 44].
38 Отметим присутствие криптологических слов и в этом стихотворении, написанном через три дня после встречи, и в другом, написанном в самый день встречи, под заглавием “Сбылось пророчество мое...”: сокровенный (дважды), загадка, тайна, вещие слова, пророчество [41, т. 1, с. 53].
39 Установка Блока на криптичный характер его лирики усиливается упоминанием Пифии, во-первых, в записи на греческом языке на беловом автографе “Пять изгибов...”: “Пифия прогуливающаяся и страждущая”, во-вторых – сопоставлением с его ранним стихотворением “В Дельфийском храме новый бог...” (1900) [41, т. 4, с. 519, 118].
40 Однако почему четыре раза повторяется числительное “5”? По мнению А.А. Александрова, код к его разгадке можно найти в пифагорейской цифровой символике (интерес молодого Блока к учениям пифагорейцев в доказательствах не нуждается [50]). У пифагорейцев “5” является символом бракосочетания (соединение мужских “3” и женских “2”) [41, т. 4, с. 520], [51, с. 226].
41 Беловой автограф стихотворения “Пять изгибов...” содержал эпиграф из Пушкина: “Он имел одно виденье, / Непостижное уму” (“Жил на свете рыцарь бедный...” из “Сцен из рыцарских времен”). Этот эпиграф бросает свет на одну из ипостасей Вечно-Женственного у Блока – богородичную. Она также – античная богиня, мифическая Пифия и Мировая Душа Оригена. Перед нами символический, мистический, криптичный образ, многозначность которого реконструируема на основе большого числа текстов (в принципе – всего цикла “Стихи о Прекрасной Даме”). Сам Блок Андрею Белому признавался: «...в “славословии, благодарении и прошении” всегда прибегну к Ней. Из догматов нашей церкви Она, думается, коснулась самых непомерных: Троичности Лиц и Непорочного Зачатия. Первый, заключающий в себе “мысль” о Св. Духе, наводит на замирание души о том, Она ли – Св. Дух, Утешитель? Второй ясно отмечает Ее след, но не обязывает к вере в тождество Ее и Божьей Матери, т.е. в полное воплощение Ее в Божьей Матери. Тем менее обязывают к такой вере примеры других писаний, кроме Священного (Офелия, Гретхен, наша современность)» [52, с. 69].
42 К этому многозначному, таинственному образу адресованы и следующие строки:
43

Возлюбить, возненавидеть Мирозданья скрытый смысл, Чет и нечет мертвых числ, И вверху – Тебя увидеть! [41, т. 1, с. 105]
44 Эта строфа не только представляет адресата цикла как Мироправительницу (еще одна ипостась), но и содержит новый намек на символику чисел, скорее всего, пифагорейскую – один из древних видов криптографии.
45 Более позднему циклу Блока “Снежная Маска” (1906–1907) предпослано посвящение “Н.Н.В.”. За этими инициалами скрывается, как известно, имя Натальи Николаевны Волоховой, игравшей в это время в театре Комиссаржевской, в том числе и в “Балаганчике” Блока. Цикл повествует об истории одной любви с момента ее зарождения до гибели лирического героя. Цикл завершается символом снежного костра, которому передан “он”, и словами героини, готовой размести его пепел “по равнине снеговой” [41, т. 2, с. 171].
46 Среди символов цикла с точки зрения криптографии особенно интересным представляется “комета”.
47 В свете ночной, звездной, космической символики цикла естественно появление в нем “кометы”. Она – символ неизбежной любви, но и один из атрибутов героини. Слово “комета” несет символическое наполнение, которое оно получило в русской лирике, в частности, у Ап. Григорьева – поэта, как известно, особенно близкого Блоку из его предшественников.
48 Помимо стихотворения Ап. Григорьева “Комета” (1843), тут важно и тогда еще не опубликованное стихотворение Л.Д. Блок, жены поэта, посвященное Н.Н. Волоховой, под названием “Venus ad cometam”:
49

Зачем в наш светлый строй ты ворвалась, комета? Зачем случайный путь мой верный круг пресек? Я – Солнца служница, я – отраженье света. Бросает тень зачем мне твой неверный бег?
50

В тени, в смятеньи я; где Феб мой златокудрый? Где свет его очей – палящие лучи? Его скрываешь ты и хвост твой изумрудный Смел, затенил меня и потерял в ночи.
51

На миг всевластная, ты, знаю я, случайна, И в бури новые твой путь тебя стремит. Наш светлый строй хранит законов светлых тайна. Сияй, предвечный круг, страданием омыт! [41, т. 2. с. 881]
52 Первую строку этого стихотворения Блок использовал как криптическую цитату в качестве 1-го эпиграфа вступления (“Вместо предисловия”) к своему сборнику стихов “Земля в снегу” (1908), обозначив под стихом инициалы Л.Б. (о понятии “криптической цитаты” см., например: [53]). Вторым эпиграфом он взял как раз стихотворение Ап. Григорьева “Комета”.
53 Помимо тождественной темы, эти два стихотворения объединяют вопрошания о причинах появления кометы: “Зачем...?” и “Что нужды...?”. Григорьев в концовке своего стихотворения дает ответ на этот вопрос. По воле Блока стихи Л.Б. и Григорьева вступают в диалог, и ответ на вопрос Л.Б. заключен в финале стихотворения Григорьева:
54 ...Она
55

Из лона отчего, из родника творенья В созданья стройный круг борьбою послана, Да совершит путем борьбы и испытанья Цель очищения и цель самосозданья. [54, с. 84]
56 Так Блок пытался оправдать не только беззаконный путь кометы и “разрушение” ею “гармонии” миропорядка, но, на автобиографическом уровне, пожалуй, и свою роль в любовной истории с Натальей Николаевной.
57 “Комету” в Снежной Маске” Блока мы вправе считать криптограммой, придающей блоковскому символу дополнительный скрытый смысл. Она вносит в сюжет цикла пропущенное автором звено и смысловой пласт: сюжет жизненной драмы и участие третьего персонажа любовного треугольника.
58 В паратексте сборника, однако, Блок лишает стих-криптограмму драматичности, переосмысляя и трансформируя ее в литературный источник, тематически связанный со стихотворением Ап. Григорьева. Читатель, современный Блоку и знакомый с личными обстоятельствами поэта, мог разгадать инициалы “Л.Б.” и читать стихи о неизбежности любви к “комете” в жизненном контексте любящего и двух соперниц. (Ю.Е. Галанина, ссылаясь на книгу Вл. Орлова, цитирует и другое стихотворение Л.Д. Блок с более драматичным сюжетом, начинающееся так: “Зачем ты вызвал меня / Из тьмы безвестности – / И бросил?” [55, с. 71].)
59 Однако, канонизируя состав трех книг своей лирики, Блок снял оба эпиграфа и сократил посвящение. При этом криптографический смысл сквозного символа этого цикла “комета” стал непонятен без комментария. Между тем, цикл “Снежная маска” и так изобилует “тайными знаками” [41, т. 2, с. 154] и скрытыми – как маской или рыцарским забралом – смыслами: он криптичен. (К мотиву “рыцаря” см., например: “Темный рыцарь вкруг девицы / Заплетает вязь” [41, т. 2, с. 161].)
60 Как мы видели, автобиографическая криптография в лирике не так заметна, как в эпике. Однако все же встречается, например, в символистской поэзии, далеко не редко. У лирической криптопоэтики есть своя специфика проявления.

Библиография

1. Набоков В.В. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. М.: Правда, 1990. 477 с.

2. Анненский И. Книги отражений. М.: Наука, 1979. 679 с. (Лит. памятники).

3. Лотман Ю.М. Идейная структура поэмы Пушкина “Анджело” // Пушкинский сборник. Псков, 1973. С. 3–23.

4. Кошелев В.А. “Жил старик со своею старухой…”: Биографические аллюзии пушкинской сказки // Болдинские чтения 2019. Нижний Новгород: ННГУ им. Н.И. Лобачевского, 2019. С. 3–13.

5. Кибальник С.А. Криптографическая поэтика пушкинской поэмы “Анджело” // Болдинские чтения 2019. Нижний Новгород: ННГУ им. Н.И. Лобачевского, 2019. С. 14–23.

6. Кораблев А.А. Криптография “Мертвых душ” // Радуга. 2009. № 8. С. 103–131; № 10. С.115–140.

7. Кораблев А.А. Криптография в “Мертвых душах”: масонский подтекст // Litteraria Humanitas XV. N.V. Gogol: Bytí díla v prostoru a čase (studie o živém dědictví). Brno: Masarykova univerzita, Ústav slavistiky Filozofické fakulty, 2010. S. 139–147.

8. Виноградов И.А., Воропаев В.А. “Дело, взятое из души…” // Гоголь Н.В. Мертвые души / Сост. и коммент. В.А. Воропаева, И.А. Виноградова. М.: Синергия, 1995. С. 5–46

9. Виноградов И.А. Гоголь – художник и мыслитель: Христианские основы миросозерцания. М.: ИМЛИ РАН, 2000. 448 с.

10. Двинятин Ф.Н. Об одном возможном случае прототипического подтекста: персонажи Гоголя и литераторы // Текст и комментарий. Круглый стол к 75-летию Вячеслава Всеволодовича Иванова. М.: Наука, 2006. С. 167–183.

11. Кибальник С.А. Криптопародии Гоголя и Достоевского на “письмо Белинского к Гоголю” // Феномен Гоголя. СПб.: Петрополис, 2011. С. 532–542.

12. Кибальник С.А. “Село Степанчиково и его обитатели” как криптопародия // Достоевский: Материалы и исследования. Т. 19: Памяти Г.М. Фридлендера. СПб.: Наука, 2010. С. 108–142.

13. Кибальник С. Из рассказов “новых людей” о “новых людях” (Роман Н.Г. Чернышевского “Что делать?” как закамуфлированный памфлет против А.И. Герцена) // Текст и традиция: альманах Вып. 9. СПб.: Росток, 2021. С. 26–44.

14. Шатова И.Н. Анаграмматический карнавал петербургских эмоционалистов // Альманах “XX век”. Вып. 2. СПб.: Островитянин, 2010. С. 55–64.

15. Шатова И.Н. Криптографический карнавал М. Кузмина, К. Вагинова, Д. Хармса. Запорожье: КПУ, 2010. 312 с.

16. Кибальник С.А Велимир Хлебников в “Козлиной песни” Константина Вагинова (К вопросу о криптографии в русском авангарде 1920-х гг.) // Новый филологический вестник. 2014. № 2 (29). С. 19–31.

17. Чуковский Н.К. Литературные воспоминания. М.: Coв. писатель 1989. 327 с.

18. Losev L. On the Beneficence of Censorship: Aesopian Language in Modern Russian Literature. München: Otto Sagner in Kommission, 1984. XIII, 274 p.

19. Плимак Е. Мемуары “забавного” человека: О романе Н.Г. Чернышевского “Пролог” // Вопросы литературы. 1979. № 9. С. 152–162.

20. Кибальник С.А. Ахматова о Вагинове и у Вагинова (К постановке проблемы) // Некалендарный XX век. Мусатовские чтения 2009. М.: Азбуковник, 2011. С. 315–327.

21. Кибальник С.А. “Роман с ключом” в русской прозе 1920–1930-х годов. (“Женщина-мыслитель” Алексея Лосева и “Козлиная песнь” Константина Вагинова) // Вестник СПбГУ. Сер. 9: Филология. Востоковедение. Журналистика. 2014. Вып. 2. С. 24–30.

22. Назиров Р.Г. Пародии Чехова и французская литература // Чеховиана: Чехов и Франция. М.: Наука, 1992. С. 52–56.

23. Кибальник С.А. Роман Гайто Газданова “Полет” как полемическая интерпретация метаромана И.А. Гончарова // Известия Уральского федерального ун-та. Сер. 2: Гуманитарные науки. 2013. № 4 (120). С. 214–223.

24. Топоров В.Н. К исследованию анаграмматических структур (анализы) // Исследования по структуре текста. М.: Наука, 1987. С. 193–238.

25. Кибальник С.А. Поэтика фармакологического подтекста в прозе и драматургии Чехова // Чехов: тексты и контексты. Наследие А.П. Чехова в мировой культуре: Сб. материалов Международной научной конференции (Мелихово, 24–28 января 2020 г.). М.: Изд-во “Перо”, 2021. C. 43–50.

26. Кибальник С. А. Криптопоэтика романа Владимира Набокова “The Real Life of Sebastian Knight” // Emigrantica. Сборник памяти О.А. Коростелева. М.: ИМЛИ РАН, 2022.

27. Trattner Irma. Die Farbe in der Mittelalter-Rezeption der Bildenden Kunst und deren Transformationsprozesse // Die Farben imaginierter Welten. Zur Kulturgeschichte ihrer Codierung in Literatur und Kunst vom Mittelalter bis zur Gegenwart. Berlin: Akademie Verlag, 2012. S. 323–341.

28. Knapp-Tepperberg Eva-Maria. Julien Sorels “Familienromanˮ: Ein kryptischer Leitmotivkomplex in Stendhals “Le Rouge et le Noir” // Poetica. 1972. Vol. 5. № 3/4. S. 64–97.

29. Harms Ingeborg. Wortbruch. Niedergeträumt. Kleists Anagramme // MLN. 1995. Vol. 110. № 3. P. 518–539.

30. Йожа Д.З. Роман-панацея. Асклепий как протообраз доктора Живаго: (К постановке вопроса) // Культура и текст. 2013. № 2. С. 7–41.

31. Йожа Д.З. К типу “мифопоэтики” и жанру романа “Доктор Живаго” // Пастернак: проблемы биографии и творчества. К 60-летию Нобелевской премии: Тезисы докладов. Смоленск: Изд. СмолГУ, 2018. С. 52–54.

32. Józsa György Zoltán. Kriptográfia Paszternak Zsivago doktor c. regényében: Szakralitás és hagiográfia // Metszéspontok: Magyar-szláv vallási és kulturális kapcsolatok. Budapest, 2021. S. 168–183

33. Rehder Helmut. Ursprünge dichterischer Emblematik in Eichendorffs Prosawerken // The Journal of English and Germanic Philology. 1957. Vol. 56. №. 4. P. 528–541.

34. Schild Kurt W. Die “Bedeutungˮ von Kafkas Literatursprache vom Symbol zum Parabol // Modern Austrian Literature. 1978. Vol. 11. № 3/4. P. 257–274.

35. Wohlleben Doren. Enigmatik: das Rätsel als hermeneutische Grenzfigur in Mythos, Philosophie und Literatur. Antike – Frühe Neuzeit – Moderne. Heidelberg: Universitätsverlag Winter, 2014.

36. Баевский B.C., Кошелев А.Д. Поэтика А.Блока: анаграммы // Блоковский сборник III. Творчество А.А. Блока и русская культура ХХ века. Тарту, 1979. С. 50–75.

37. Ernst Ulrich. Permutation als Prinzip in der Lyrik // Poetica, 1992. Vol. 24. № 3/4. S. 225–269.

38. Kraft Helga W. Goethes Farbenlehre und Das Märchen: Farbmagie oder –wissenschaft? // Die Farben imaginierter Welten. Zur Kulturgeschichte ihrer Codierung in Literatur und Kunst vom Mittelalter bis zur Gegenwart. Berlin: Akademie Verlag, 2012. S. 89–110.

39. Смирнов И.П. Порождение интертекста: Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л. Пастернака. 2-е изд. СПб.: Языковой центр СПбГУ, 1995. 189 с.

40. Волошин М. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1977. 480 с. (Б-ка поэта, большая серия. Изд. 3-е).

41. Блок А.А. Полн. собр. сочинений и писем: В 20 т. Т. 1–4. М.: Наука, 1997–1999.

42. Силард Л. Дантов код русского символизма // Силард Л. Герметизм и герменевтика. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2002. С. 162–205.

43. Curtius Ernst Robert. Dante und das lateinische Mittelalter // Romanische Forschungen. 1943. Bd. 57. H. 2/3. S. 153–185.

44. Ernst Ulrich. Häresie und kritische Intellektualität in der mittelalterlichen Stadtkultur. Gottfrieds von Straßburg “Tristanˮ als Antwort auf die Ketzerverfolgung im 13. Jahrhundert // Zeitschrift für deutsches Altertum und deutsche Literatur. 2008. Bd. 137. H. 4. S. 419–438.

45. Иванов Вячеслав. Поэт и чернь // Иванов В.И. Собр. соч.: В 4 тт. Т. 1. Брюссель, 1971. С. 709–714.

46. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М.: Искусство, 1995. 320 с.

47. Мандельштам О.Э. О собеседнике // Мандельштам О.Э. Соч.: В 2 т. Т. 2. М.: Худож. лит., 1990. С. 145–150.

48. Блок А. Дневник. М.: Советская Россия, 1989. 508 с.

49. Ernst Ulrich. Polychromie als literarästhetisches Programm. Von der Buntschriftstellerei der Antike zur Farbtektonik des modernen Romans // Die Farben imaginierter Welten. Zur Kulturgeschichte ihrer Codierung in Literatur und Kunst vom Mittelalter bis zur Gegenwart. Berlin: Akademie Verlag, 2012. S. 33–64.

50. Быстров В.Н. Раннее творчество А. Блока и античная философия // Александр Блок. Исследования и материалы. [Т. 3]. СПб.: Наука, 1998. С. 5–39.

51. Lurker Manfred (Hg.). Wörterbuch der Symbolik. Stuttgart: Kröner, 1991. XVI, 800 S.

52. Андрей Белый – Александр Блок: Переписка 1903–1919. М.: Прогресс-Плеяда, 2001. 606 с.

53. Steland Dieter. “J’embrasse mon rival, mais c’est pour l’étouffer”. Ein kryptisches Seneca-Zitat in Racines Britannicus // Zeitschrift für französische Sprache und Literatur. 2012. Bd. 122. H. 2. S. 158–167.

54. Григорьев А.А. Избр. стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1959. 603 с. (Б-ка поэта, большая серия. Изд. 2-е).

55. Галанина Ю. Е. Любовь Дмитриевна Блок. Судьба и сцена. М.: Прогресс-Плеяда, 2009. 430 с.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести