Везде
Медицинский рецепт как микротекст прозы и драматургии А. П. Чехова (на материале записных книжек писателя)
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Медицинский рецепт как микротекст прозы и драматургии А. П. Чехова (на материале записных книжек писателя)
Аннотация
Код статьи
S241377150009501-4-1
DOI
10.31857/S241377150009501-4
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Кибальник Сергей А. 
Должность: ведущий научный сотрудник
Аффилиация: Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН
Адрес: Россия, 195426, Санкт-Петербург, наб. Макарова 4
Выпуск
Том 79 Номер 2
Страницы
5-12
Аннотация

Статья построена на материале записных книжек писателя и в первую очередь на материале его недавно опубликованной “Записной книжки с рецептами для больных”. Сопоставление с ней позволяет прояснить смысл некоторых микротекстов чеховской прозы и драматургии. Особое внимание уделено природе символичности чеховских рецептов, которая, как отмечал А.П. Чудаков, вообще присуща у него “обычным предметам бытового окружения”. В статье рассматриваются такие произведения А.П. Чехова, как рассказы “Из дневника помощника бухгалтера” и “Средство от запоя”, повесть “Дуэль”, пьесы “Безотцовщина”, “Чайка”, “Три сестры”. Применительно к чеховской драматургии автор полагает возможным говорить не только о символичности, но и о факультативной “подтекстовости”, или криптографичности подобных микротекстов. 

Ключевые слова
А.П. Чехов, медицинский, рецепт, микротекст, записная книжка, проза, драматургия
Источник финансирования
Исследование выполнено при финансовой поддержке РНФ, проект № 16-18-10034, ИРЛИ РАН.
Классификатор
Получено
28.04.2020
Дата публикации
30.04.2020
Всего подписок
36
Всего просмотров
1991
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
Дополнительные сервисы на весь выпуск”
Преимущества сервисов
880 руб. / 16.0 SU
Дополнительные сервисы на все выпуски за 2020 год
Преимущества сервисов
4224 руб. / 84.0 SU
1 Светлой памяти Александра Павловича Чудакова
2 Медицинский рецепт составляет существенную отличительную черту “предметного мира” героев Чехова, и, соответственно, “мира писателя”. В настоящей статье будет сделана попытка “установить основной принцип” “использования” его Чеховым в своем творчестве, а также рассмотрен вопрос о символичности такого микротекста. Ведь в “мире Чехова” она, как подчеркивал А.П. Чудаков, вообще присуща “обычным предметам бытового окружения” [1, c. 138, 170–171].
3 Как известно, Чехов был дипломированным врачом. В течение нескольких лет он занимался частной медицинской практикой, а своих близких и знакомых консультировал на протяжении всей жизни (см.: [2]; [3]; [4]; [5]. Ему не раз приходилось выписывать людям рецепты – как официально, по должности, так и частным образом, по дружбе или из сочувствия. “Моя подпись начинает принимать определенный и постоянный характер, – писал он Н.А. Лейкину 17 ноября 1885 г., – что я объясняю громадным количеством рецептов, которые мне приходится писать, – конечно, чаще всего gratis1” [6, т. 1, с. 69].
1. “бесплатно” (лат.).
4 Тексты некоторых медицинских рецептов входят в состав его записных книжек и писем. Вел Чехов и особую записную книжку с рецептами. Разумеется, в своем чистом, так сказать, фармакологическом виде медицинские рецепты представлены именно в них (см.: [7]).
5 Уже в письмах Чехова они появляются, естественно, в несколько ином виде. Рассмотрим характер подобной трансформации на одном примере.
6 В “Записной книжке с рецептами для больных” приведены два рецепта: “(Пломба для зубов”) и “(Полоскание при пгумби )”2. Оба этих рецепта также вписаны (причем второй из них дважды) в его “” [8, т. 17, с. 119]. И тот, и другой рецепты Чехов приводит в письме к Ал.П. Чехову от 12 мая 1893 г. Воспроизведены они в нем без особых изменений, но с пояснениями относительно их приготовления и применения. Вот в каком виде и контексте приведен первый из этих рецептов:
2. Ранее эта запись предположительно прочитывалась нами как “(Полоскание зуб боли )” [cм.: 7, c. 200].
7 Зубы я пгумбурую (так! – С.К.) так: беру кусочек Аристолевой марли такой величины, чтобы свернутый в комочек он заполнял собою дупло зуба; затем пачкаю этот кусочек в йодоформ, мну между пальцами в комочек и при помощи пинцета погружаю его в смесь:
8 Rp. Sandaraci3
3. Древесная смола (лат.).
9 Aether. sulf.4 aa 5,0
4. Эфир (лат.).
10 Подержав марлю в этом растворе не долее 12 секунд, я спешу закупорить зуб. Пломба получается не твердая, но основательная в смысле крепости и живучести [6, т. 5, с. 208–209].
11

Аналогичным образом, приведя второй рецепт, Чехов поясняет, что это средство полоскания зуба “перед пломбировкой”, а в конце приводит сведения по его приготовлению и дозировке: “Берется сей жидкости 25 капель на стакан чайный воды. Стакана для одной персоны хватит на два дня, а жидкости на целый век” [6, т. 5, с. 209; курсив мой – С.К.]5.

5. Видимо, основываясь на этом письме, Д. Рейфилд писал об Ал.П. Чехове: «Проведя пять месяцев в трезвости, Александр снова заболел “амбулаторным тифом” да вдобавок мучился от зубной боли, которую, по рекомендации Антона, лечил смесью сандароковой смолы, эфира и йодоформа» [9, с. 406]. Вместо “сандараковой смолы” стоило бы в переводе, наверное, использовать выражение “древесная смола”. И, главное, зубную боль Александр Чехов вряд ли лечил таким образом, потому что его младший брат-врач ясно написал ему, для чего предназначено это полоскание: “Перед пломбировкой зуб чистится и подвергается дезинфекции” [6, т. 5, с. 209].
12 В ранних юмористических рассказах Чехов уже не ограничивается легкой шуткой, вкрапленной в рекомендации по применению, а подвергает микротексты рецептов различным трансформациям. Впрочем, в некоторые из них рецепты входят и в своем чисто фармакологическом виде. Так, например, в рассказе “Из дневника помощника бухгалтера” () герой, страдающий от катара желудка, записывает: “Инбиря 2 золотника, калгана 1 1/2 зол., острой водки 1 зол., семибратней крови 5 зол.; все смешав, настоять на штофе водки и принимать от катара натощак по рюмке” [8, т. 2, с. 157].
13 Запись эта, с одной стороны, входит в комическую хронику самолечения героя: “Принимал декокт от катара желудка. Одна старушка (Гурьевна) вчера говорила, что у меня не катар, а скрытый геморрой. Очень может быть! Что бы такое от катара принять? Не принять ли цитварного семени?”. Заканчивается рассказ фразой: “Швейцар Паисий посоветовал от катара сулему употреблять. Попробую”. С другой стороны, она вписана автором в летопись надежд героя на продвижение по службе, которые он постепенно утрачивает: “А Клещев опять едва не угодил под суд: заложил еврею взятый напрокат фортепьян. И несмотря на все это, имеет уже Станислава и чин коллежского асессора. Удивительно, что творится на этом свете!” и “Того же года. Июнь, 7. Вчера хоронили Глоткина. Увы! Не в пользу мне смерть сего старца!” [8, т. 2, с. 156–157].
14 Самому Чехову с молодых лет приходилось лечить,6 а то и страдать от катара желудка7. Записи, как будто взятые из такого вот “дневника помощника бухгалтера”, нередко содержали и письма его знакомых. Так, Н.А. Лейкин в письме, посланном Чехову, правда, уже после выхода его рассказа, жаловался: “Все вожусь с желудком. Должно быть, здоровый катарище. И висмут не помог. Прибавил гран кодеину на 10 порошков” (цит. по: [9, с. 184]). Все эти разнообразные – в том числе, возможно, и свои собственные, подчас также безуспешные – попытки быстро избавиться от этого далеко не романтического недуга, очевидно, послужили импульсом к созданию рассказа, в котором им наделен мелкий чиновник, несколько напоминающий гоголевского Поприщина (ср.: [10, с. 62–76, 99–100]).
6. Так, например, в письме к Н.А. Лейкину от 23 августа 1884 г. – правда, уже больше чем через год после написания рассказа “Из дневника помощника бухгалтера” – Чехов сообщал, что он лечил “одну московскую актрису-дачницу от катара желудка” [6, т. 1, с. 123].

7. “У меня дюжины две болезней”, – сообщал Чехов 20 мая 1893 г. И.И. Горбунову-Посадову [6, т. 5, с. 209], а 7 апреля 1887 г. жаловался Н.А.Лейкину на “желудочно-кишечный катар” [6, т. 2, с. 55].
15 В рассказе “Средство от запоя” () представлен уже не рецепт, а скорее, процесс приготовления самопальной смеси, предназначенной к избавлению от алкоголизма:
16 Гребешков вынул из жилетного кармана кусочек грязного мыла и сунул его в полуштоф. Когда водка вспенилась и замутилась, он принялся всыпать в нее всякую дрянь. В полуштоф посыпались селитра, нашатырь, квасцы, глауберова соль, сера, канифоль и другие “специи”, продаваемые в москательных лавочках. Комик пялил глаза на Гребешкова и страстно следил за движениями полуштофа. В заключение парикмахер сжег кусок тряпки, высыпал пепел в водку, поболтал и подошел к кровати.
17 – Пей! – сказал он, наливая пол-чайного стакана. – Разом! [8, т. 4, с. 178].
18 Очевидно, в этом рассказе преломилась известная Чехову практика сочинения шутливых рецептов подобного рода. Сам же рассказ, по-видимому, породил неожиданный отклик. В Татьянин день 1886 г. А.С. Киселев прислал Чехову еще менее эстетичный и куда более неудобоваримый стихотворный рецепт от похмелья8.
8. “½ унции-дристунции,
19 Использование медицинских рецептов в ранних юмористических рассказах Чехова, очевидно, связано с его собственной практикой комического их применения и выдумывания. Чехов не раз выписывал своим знакомым самые неожиданные рецепты. Так, тому же Н.А. Лейкину, которого тяготил большой живот, он посоветовал: “Найдите себе бонну-француженку 25–26 лет и от скуки тараканьте ее во все лопатки. Это хорошо для здоровья” [6, т. 2, с. 269]. Актрисе Малого театра К.А. Каратыгиной, которая пожаловалась ему, что его ведущие актеры О.А. Правдин и И.А. Греков вынуждают ее играть в “Дон-Жуане” “Смерть”, Чехов сказал: «“Мадам, вы знаете, я доктор? Дайте мне листок бумаги, вот, закажите в аптеке и покончите с ними разом”. Читаю: “яд для отравления Правдина и Грекова”» [11, с. 578].9
9. У Д. Рейфилда дело изображено так, будто бы Каратыгина обнаружила, какой рецепт ей выписал Чехов, только уже придя в аптеку [9, c. 286].
20 Говоря о раннем творчестве Чехова в целом, можно сказать, что не только в его прозе, но и в драматургии использование медицинского рецепта в основном имеет комический, а то и даже анекдотический характер. Так, в рассказе “Ночь перед судом” (1886), позднее переработанном в одноименную пьесу, герою, выдающему себя из донжуанских побуждений за доктора, в конце концов приходится выписать героине рецепт. И он пишет следующее:
21 Rp. Sic transit 0,05
22 Gloria mundi 1,0
23 Aquae destillatae 0,1
24 Через два часа по столовой ложке.
25 Г-же Съеловой.
26 Д-р Зайцев [8, т. 3, с. 122].
27 Вот как тот же рецепт “драматургически препарирован” Чеховым в одноименной пьесе; здесь он уже, соответственно, встроен в диалог мнимого “д-ра Зайцева” с преисполненным беспокойства за здоровье своей жены мужем, не вовремя прервавшим “осмотр” ее героем:
28 Зайцев. Sic transit… две драхмы… Gloria mundi… один унций… Aqua destillata… два грана… Вот будете принимать порошки, по три порошка в день…
29 Гусев. На воде или на вине?
30 Зайцев. На воде…
31 Гусев. На отварной?
32 Зайцев. Да, на отварной.
33 Гусев. Приношу вам искреннюю мою благодарность, доктор… [8, т. 12, с. 230].
34 Рецепт как таковой, конечно же, входит в текст и тех уже серьезных произведений зрелого Чехова, героями которых были больные и врачи. Например, в повести Чехова “Дуэль” () Х глава, в которой доктор Самойленко осматривает гражданскую жену Лаевского Надежду Федоровну, заканчивается так: “Самойленко сел и прописал хину в растворе, kalii bromati, ревенной настойки, tincturae gentianae, aquae foeniculi – все это в одной микстуре, прибавил розового сиропу, чтобы горько не было, и ушел” [8, т. 7, с. 406].
35 Поскольку, по словам самого Александра Давидыча, у нее “обыкновенная лихорадка” [8, т. 7, с. 405], то он, собственно, прописывает ей хину (ср. выше: “Надежда Федоровна была чем-то больна. Самойленко говорил, что у нее перемежающаяся лихорадка, и кормил ее хиной” – [8, т. 7, с. 365]). А все остальное – “бромистого калия” (kalii bromati), “настойки горечавки” (tincturae gentianae) и “укропной воды” (aquae foeniculi) вместе с другими столь же безвредными средствами – он прибавляет скорее всего “по принципу: не одно поможет, так другое” [12, с. 96].
36 Возможно, не в последнюю очередь Самойленко рассчитывает и на то, что “выписанная микстура может сыграть роль плацебо, то есть пустышки, которая помогает не составом, а только психологически” [12, с. 96]. Ведь то, что у Надежды Федоровны лихорадка, вовсе не факт: “…другой же доктор, Устимович, высокий, сухощавый, нелюдимый человек, который днем сидел дома, а по вечерам, заложив назад руки и вытянув вдоль спины трость, тихо разгуливал по набережной и кашлял, находил, что у нее женская болезнь, и приписывал согревающие компрессы” [8, т. 7, с. 365].
37 Самойленко от доброты души прописывает Надежде Федоровне многосоставное лекарство, хотя не убежден в том, что она действительно чем-то больна. Герой чеховской пьесы “Чайка” () доктор Дорн составляет ему в этом плане полную противоположность:
38 Сорин. Я рад бы лечиться, да вот доктор не хочет.
39 Дорн. Лечиться в шестьдесят лет!
40 Сорин. И в шестьдесят лет жить хочется.
41 Дорн. Надо относиться к жизни серьезно, а лечиться в шестьдесят лет, жалеть, что в молодости мало наслаждался, это, извините, легкомыслие [8, т. 13, с. 23–24].
42 При этом Дорн, по всей видимости, исходит из того, что от серьезных заболеваний у современной медицины средств нет, а пустяковые и сами пройдут. Первое, очевидно, имеет место в отношении состояния Сорина в финале пьесы:
43 Сорин. Если вы нашли нужным выписать сюда сестру, значит, я опасно болен. (Помолчав). Вот история, я опасно болен, а между тем мне не дают никаких лекарств.
44 Дорн. А чего вы хотите? Валериановых капель? Соды? Хины? [8, т. 13, с. 48].
45 Второй случай подразумевается в одной из начальных сцен:
46 Дорн. (Нине, которая подходит). Как там?
47 Нина. Ирина Николаевна плачет, а у Петра Николаевича астма.
48 Дорн. (встает). Пойти дать обоим валериановых капель… [8, т. 13, с. 26].
49 В этом плане образ Дорна, судя по всему, в самом деле автобиографичен. Ср. суждение на этот счет Д. Рейфилда: «О своей болезни Антон вообще ни с кем не заговаривал и едва ли предпринимал попытки лечить ее. Сказав Лейкину, что лечить глаза ему не стоит, “ибо и без лечения дело обойдется”, а жене Суворина, что “самое лучшее лечение при болезнях горла – это иметь мужество не лечиться”, и посоветовав певцу Миролюбову для укрепления здоровья лежать день и ночь, укрывшись с головой одеялом, и натираться настойкой из смородинных почек, Чехов сформулировал кредо врача Дорна в будущей “Чайке”… Суворину он посоветовал (совершенно в духе врачей из собственных пьес) принимать валериановые капли и иметь при себе складной походный стул» [9, с. 446, 392].
50 Впрочем, в отличие от Дорна, Чехов был серьезно болен и знал, что ему вряд ли что поможет. А в это время окружающие то и дело дергали его по пустякам.
51 Кое-где медицинский рецепт в драматургии Чехова выступает как средство скрытой характеристики доктора иного типа – такого, который не исполняет своих обязанностей, как следует. Такой характер представлен в пьесах Чехова, созданных в самое разное время. В “Безотцовщине” (1877–1879) это “молодой лекарь” Трилецкий, в “Трех сестрах” (1900) – “военный доктор” Чебутыкин.
52 Герой первой из них, учитель Платонов, в ответ на шутливое приветствие Трилецкого “Господам родственникам!” (Платонов женат на его сестре) говорит ему:
53 А-а-а… Плохой лейб-медик ее превосходительства! Argentum nitricum… aquae destillatae… Очень рад видеть, любезный! Здоров, сияет, блещет и пахнет! [8, т. 11, c. 23].
54 Рецепт “ляписа”, растворенного в “дистиллированной воде” [8, т. 11, с. 23], на первый взгляд, кажется здесь лишь комическим обыгрыванием профессиональной принадлежности Трилецкого. Однако у него есть и другой смысл. Открывается он через знание о том, избавлению от какого недуга способствует этот рецепт. И, следовательно, имеет характер подтекста, доступного немногим: лишь врачам и пациентам, пользовавшимся этим средством.
55 Вот с какой пометой приведен этот рецепт в чеховской “Записной книжке рецептов для больных: “(Зуд in ano)”. Сам же его текст выглядит в ней более полно, как и в чеховских письмах, включая также рекомендацию по применению:
56 Rp Aq. destil. 300,0
57 Arg. nitr.10 0,06
10. сплавленной азотносеребряной соли (ляписа).
58 Ds. Смазывать ежечасно [7, c. 200, 208]
59 Все это имеет место уже в первом действии, когда характер Трилецкого и его профессиональные качества еще неизвестны читателю. В дальнейшем “молодой лекарь” в полной мере оправдывает выше приведенную саркастическую характеристику его Платоновым. Он неаккуратно посещает больных и не спешит к ним, даже когда состояние их самое тревожное [8, т. 11, с. 52, 73, 86, 107, 112–113, 142]. Прямому изображению неаккуратного исполнения героем его профессиональных обязанностей, таким образом, предшествует в “Безотцовщине” своего рода “фармакологическая аллюзия”.
60 Такая особенность медицинского рецепта как микротекста присуща и чеховским “Трем сестрам”. Анализируемый ниже фрагмент в рамках изучаемой нами темы в его творчестве уникален. В одно диалогическое высказывание героя включены сразу два рецепта.
61 В самом начале первого действия пьесы читаем:
62 Чебутыкин (читает на ходу газету). При выпадении волос… два золотника нафталина на полбутылки спирта... растворить и употреблять ежедневно... (Записывает в книжку.) Запишем-с! (Соленому.) Так вот, я говорю вам, пробочка втыкается в бутылочку, и сквозь нее проходит стеклянная трубочка... Потом вы берете щепоточку самых простых, обыкновеннейших квасцов... [8, т. 13, с. 122].
63 Вначале чеховский герой выписывает из газеты тот же самый рецепт, который жена Чехова сообщила ему самому в письме от 12 сентября 1900 г. [9, т. 13, с. 431]. “Я тебе дам средство отличное, чтобы не лезли волосы. – писала в нем О.Л. Книппер. – А пока возьми ½ бут. спирту и всыпь 2 золотника нафталину и смачивай кожу – это очень хорошо помогает. Послушаешься? А то лысым нехорошо в Москву приехать – подумают, что я тебе волосы выдрала” [13, c. 188].
64 «Чехов ведет в пьесе столь характерный для него непрямой диалог с Ольгой Леонардовной . – комментирует реплику Чебутыкина А.В. Кубасов. – “Ответ” возникает посредством перекодирования безусловного в условное, прямого, одноинтонационного слова в скрыто преломленное, двуинтонационное. Да и как иначе мог отнестись писатель к рецепту любимой женщины, если он давно был убежден в том, что рекламируемые средства для ращения волос отдают шарлатанством? “Целительная” мазь для ращения волос подана здесь как заведомо шарлатанское средство» [12, с. 98].
65 Пожалуй, такой однозначности – также как и прозрачности для обычного читателя – в первой реплике Чебутыкина все же нет. Однако чеховский сарказм по отношению к этому “рецепту” проявляется и в том, что герой выписывает его “из газеты”. Как он сам признается вскоре после этого: “Как вышел из университета, так не ударил пальцем о палец, даже ни одной книжки не прочел, а читал только одни газеты…” [8, т. 13, с. 124].
66 Приведем еще раз вторую реплику Чебутыкина, обращенную уже к Соленому: “Так вот, я говорю вам, пробочка втыкается в бутылочку, и сквозь нее проходит стеклянная трубочка... Потом вы берете щепоточку самых простых, обыкновеннейших квасцов...” [8, т. 13, с. 122]. На этом месте Ирина прерывает Чебутыкина, но главное он уже сказал. Правда, опять-таки, как и в случае с репликой Платонова Трилецкому, назначение сообщаемого им Соленому рецепта большинству зрителей неизвестно. Следовательно, и смысл реплики Чебутыкина кажется такой же невнятицей, как и многое другое из того, что он говорит.
67 Снова только из специальной медицинской литературы того времени и, к счастью, также из чеховской “Записной книжки с рецептами для больных” можно узнать, что Чебутыкин сообщает Соленому не что иное, как средство от клопов и мух. Ср.:
68 Rp. Alumen11
11. Квасцы.
69 Кипящий раствор
70 (От клопов; прибавлять alumen к штукатурке стен домов, конюшен – тоже и от мух) [7, с. 205].
71 “Пробочка” и “бутылочка” в варианте Чебутыкина появляются, должно быть, потому, что речь идет не о средстве предохранения от появления насекомых в помещениях, а о средстве их травли там, где они уже завелись (см.: [14, с. 97–100]).
72 Таким образом, выписав из газеты, по всей видимости, шарлатанское средство для ращения волос, Чебутыкин тут же дает Соленому другой, на сей раз, возможно, и в самом деле действенный, но также относящийся к чисто бытовой, сниженной сфере совет. Ведь именно этой сферы и касаются оба героя в своих разговорах.
73 Все это происходит опять-таки в самом начале первого действия, и данный рецепт, следовательно, снова имеет характер своего рода скрытой символической характеристики Соленого, предваряющей дальнейшее его поведение. Незадолго до этого Тузенбах говорит ему: “Такой вздор вы говорите, надоело вас слушать” [8, т. 13, с. 122], а вскоре после этого сам Соленый пророчит Тузенбаху: “Года через два–три вы умрете от кондрашки, или я вспылю и всажу вам пулю в лоб, ангел мой” [8, т. 13, с. 124].
74 Заслуживает внимания в этой связи то, что в конце первого действия Соленый сам упоминает других насекомых, относящихся к весьма близкому разряду с теми, с которыми его личность оказалась ассоциирована в туманном рецепте Чебутыкина:
75 Вершинин. А наливка вкусная. На чем это настоено?
76 Соленый. На тараканах.
77 Ирина (плачущим голосом). Фу! Фу! Какое отвращение!..” [8, т. 13, c. 136].
78 Аналогичным образом скрытые символические автохарактеристики Чебутыкина посредством двух озвученных им медицинских рецептов в дальнейшем получают прямое подтверждение в его собственных признаниях:
79 “Андрей. Сегодня я играть не стану, только так посижу. Нездоровится… Что мне делать, Иван Романович, от одышки.
80 Чебутыкин. Что спрашивать! Не помню, голубчик. Не знаю” [8, т. 13, с. 153].
81 Чебутыкин (угрюмо). Черт бы всех побрал… подрал… Думают, я доктор, умею лечить всякие болезни, а я не знаю решительно ничего, все позабыл, что знал, ничего не помню, решительно ничего” [8, т. 13, с. 160].
82 Выше обозначенные криптографические характеристики Чебутыкина и Соленого в начале “Трех сестер” в дальнейшем реализуются также и в поведении героев: безразличие первого из них и мстительность второго приводят к трагической развязке центральной сюжетной линии пьесы.
83 Случай с рецептом, который Чебутыкин сообщает Соленому, по-видимому, функционально-типологически близок к “Безотцовщине”, где шутливый медицинский рецепт, произнесенный Платоновым в начале пьесы, оказывается своего рода эпиграфом к характеру Трилецкого. Только “фармакологическая аллюзия” разрастается здесь уже до своего рода подтекста.
84 Таким образом, диапазон применения медицинского рецепта в драматургии Чехова простирается от аллюзии до подтекста. По аналогии с понятием “факультативной интертекстуальности” (М. Риффатер) [15, c. 57] применительно к фармакологическому микротексту “Трех сестер” стоит говорить уже не только о его символичности, но и о факультативной “подтекстовости”, или криптографичности.
85 Возможно, эта особенность присуща и другим чеховским “деталям-символам”, принадлежащим “сразу двум сферам – “реальной” и символической – и ни одной из них в большей степени, чем в другой” [1, с. 171–172]. Однако это уже тема другой статьи.

Библиография

1. Чудаков А.П. Поэтика Чехова. – М.: Наука, 1971. – 296 c.

2. Меве Е.Б. Медицина в творчестве и жизни А.П. Чехова. – Киев: Здоровье, 1989. – 280 c.

3. Шубин Б.М. Дополнение к портретам: Скорбный лист, или История болезни Александра Пушкина; Доктор А.П. Чехов. – М.: Знание, 1989. – 256 с.

4. Coope Jh. Doctor Chekhov. A Study in Literature and Medicine. Chale: Cross Publishing, 1977. 159 pp.

5. Polakiewicz L.A. The Image of the Doctor in Chehov’s Works. Madison: University of Wisconsin, 1978. 169 p.

6. Чехов А.П. Полн. собр. сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1974–1983.

7. Чехов А.П. Записная книжка с рецептами для больных / Вступ. ст., подг. текста и примеч. С.А. Кибальника // Русская литература. 2018. № 2. С. 194 – 211.

8. Чехов А.П. Полн. собр. сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1983–1988.

9. Рейфилд Д. Жизнь Антона Чехова / Пер. Ольги Макаровой. – М.: Б.С.Г.-Пресс, 2018. – 895 c.

10. Чехов и Гоголь: К 200-летию со дня рождения Н.В. Гоголя. Сб. научных трудов. – Симферополь: Доля, 2009. – 144 c.

11. Каратыгина К. Воспоминания о Чехове // Литературное наследство. Т. 68. – М.: Изд-во АН СССР, 1960. C. 578–586.

12. Кубасов А.В. Проза А.П. Чехова: искусство стилизации. – Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т, 1998. – 399 c.

13. Книппер-Чехова О.Л. Воспоминания и статьи. Переписка с А.П. Чеховым (1902–1904). – М.: Искусство, 1972. Ч. 1. – 448 c.

14. Словарь фармацевтических названий и синонимов на латинском, русском, немецком и французском языках / Сост. А.Г. Клинге. 2-е испр. и доп. изд. СПб.: Изд. Риккера, 1911. LIII, 266? CCIX c.

15. Пьеге-Гро Н. Введение в теорию интертекстуальности / Пер. с франц. – М.: Изд-во ЛКИ, 2008. – 240 c.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести