Везде
А. М. Ремизов и наследники: ремизовский реминисцентный пласт в романе Е. Водолазкина “Авиатор”
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
А. М. Ремизов и наследники: ремизовский реминисцентный пласт в романе Е. Водолазкина “Авиатор”
Аннотация
Код статьи
S160578800029124-2-1
DOI
10.31857/S160578800029124-2
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Блищ Наталья  
Должность: профессор
Аффилиация: Университет МГУ-ППИ в Шэньчжэне
Адрес: КНР, Шэньчжэнь
Выпуск
Том 82 Номер 6
Страницы
75-81
Аннотация

В статье рассматриваются случаи переосмысления и преломления автобиографической прозы А.М. Ремизова в творчестве Е. Водолазкина. Книга “Взвихренная Русь” стала источником некоторых идей и материалом для воспоминаний героя романа Е. Водолазкина “Авиатор”. Когнитивные узлы воспоминаний героя связаны с реконструкциями постреволюционных событий – экономических и социальных неурядиц, разрухи и голода, т.е. с совокупностью мотивов, отраженных столетие назад во “Взвихренной Руси”. Кроме того, в романе “Авиатор” с опорой на автобиографически тексты Ремизова акцентируются символические образы “катастрофы”, “враждебного вихря”, “апокалипсиса” и мифологизируется образ А. Блока, который становится символом ушедшей эпохи Серебряного века. Попутно рассматриваются интертекстуальные переклички романа Е. Водолазкина с рассказом Е. Замятина “Пещера”, в котором также обнаруживаются следы влияния А. Ремизова.

Ключевые слова
А. Ремизов, Е. Водолазкин, металитературность, воспоминания, реминисцентные стратегии, стилевые приемы
Классификатор
Получено
22.01.2024
Дата публикации
29.01.2024
Всего подписок
7
Всего просмотров
701
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
Дополнительные сервисы на все выпуски за 2023 год
Преимущества сервисов
4590 руб. / 91.0 SU
1 Одна из граней искусства писателя, обладающего серьезным филологическим багажом, связана с умением претворить свой исследовательский опыт в занимательный нарратив, нивелировав “академические” отсылки к источникам. При этом на уровне отдельных деталей связь с “прецедентными” текстами должна быть сохранена – чтобы оставить читателю возможность реконструировать реминисцентный механизм и, тем самым, найти в произведении дополнительное смысловое измерение. С этих позиций, филологическая проза Е.Г. Водолазкина чрезвычайно привлекательна для исследователей, ищущих скрытые и явные интертекстуальные переклички1. Роман “Авиатор” – это своеобразный металитературный калейдоскоп: в зависимости от читательского угла зрения меняется узор контекстов, и в этом роман напоминает корабль, который “сколочен из чужих досок” [6, с. 226].
1. О металитературной природе письма Е. Водолазкина и интертекстуальных перекличках существует целый ряд интересных работ. См.: [1]; [2]; [3]; [4]; [5].
2 Часть этих “досок”, на наш взгляд, сохраняет стилевые следы прозы А.М. Ремизова – писателя, остающегося “невидимкой” для значительной части даже опытных читателей. В романе Водолазкина “Авиатор” Ремизов мелькает и как самостоятельный эпизодический персонаж, и в обличье других персонажей с характерными “птичьими” фамилиями. Кроме того, некоторые топографические подробности описываемых событий прямо связаны с биографической легендой Ремизова.
3 Герой романа “Авиатор” Иннокентий Платонов родился в самом начале ХХ века. Он свидетель трагических событий революции и первых лет советской власти, оказался на Соловках, где подвергся экспериментальной заморозке. Спустя 70 лет героя воскрешают, но он не помнит своего прошлого. Весь нарратив строится на постепенно возвращающихся к персонажу воспоминаниях о событиях российской истории и о произведениях мировой литературы, прочитанных им прежде. Именно историко-литературный пласт помогает герою обрести собственную идентичность. В одном из интервью Иннокентий неожиданно вспоминает Ремизова:
4 – А вы с Блоком разговаривали? – кричат из задних рядов.
5 < … >
6 – Видел его на поэтическом вечере, – отвечаю, – но не разговаривал. С Ремизовым разговаривал – в очереди. Он жил на 14-й линии…
7 – О чем говорили?
8 < … >
9 – Не помню. – Меня душит смех, но стараюсь сдерживаться. – Я на 8-ю линию за провизией ходил, и он – на 8-ю. И я не знал, что он – Ремизов, потом только понял, по фотографии [7, с. 132 (выделения здесь и далее мои – Н.Б.)].
10 Этот небольшой фрагмент дает ключ к разгадке авторских реминисцентных стратегий. Ремизов в эмигрантских книгах воспоминаний настойчиво прописывает свой последний адрес в России: один из фрагментов книги “Взвихренная Русь” так и называется: “На углу 14-ой линии”, а топографическая формула “на Васильевском острове на 14 линии в доме Семенова-Тяньшаньского” звучит рефреном. Переживаемая после 1917 года историческая травма передана в прозе Ремизова мнемоническим нарративом о коммунально-бытовом кризисе (отключение воды и отопления, перебои с освещением, тотальная разруха). Даже спустя 30 лет в книге “Петербургский буерак” он вспоминал: «Зиму 1919 года мы вытерпели в нашей хорошей квартире в доме Семенова-Тян-Шанского на Васильевском Острове. Больше терпеть стало не под силу. Во “Взвихренной Руси” в рассказе “Труддезертир” полная картина нашего “жития”» [8, с. 223].
11 Герой Водолазкина не случайно вспомнил, что встречал Ремизова именно в очереди: мотив очереди в книге “Взвихренная Русь” звучит в тон заглавным эпохальным “вихрям” и бытовым катастрофам. Феномен очереди становится предметом философского осмысления Ремизова: “…ведь стоишь, бывало, час и другой и вдруг спохватишься: из-за чего? Да из-за каких-то пяти-трех фунтов керосину или из-за четверки хлеба, чтобы сжечь или съесть и опять стать в очередь и снова терпеливо стоять!” [9, с. 311].
12 Филологическая природа мышления обоих писателей превращает Петроград 1919 года в художественный коллаж, собранный из осколков исторических событий и снов, зарисовок городских пейзажей и бытовых сцен, лирических отступлений и металитературных вставок. Однако автобиографический герой Ремизова – реальный очевидец и летописец событий, а потерявший память герой Водолазкина – скорее читатель, мучительно припоминающий книгу Ремизова. Условные пункты плана для исторической статьи Иннокентия Платонова заметнее всего перекликаются с Ремизовым по подбору и фактуре элементов (карточки, продовольствие, очереди, дрова, керосин), а иногда и по очевидным подробностям быта. В качестве иллюстрации сопоставим записи из дневника героя Водолазкина и текст книги Ремизова “Взвихренная Русь”, распределив их по конкретным категориям предметных деталей (в левом столбце – текст Водолазкина, в правом – Ремизова).
13 Продовольственные карточки
“Четыре категории получавших продуктовые карточки: Первая – рабочие. Это фунт хлеба в день. Вполне достаточно. Вторая – совслужащие, четверть фунта хлеба на день. Третья – неслужащие интеллигенты, всего восьмушка. Четвертая – буржуи. Тоже восьмушка, только на два дня. И ни в чем себе не отказывай…” [7, с. 37]. “I-ая категория – рабочие, II-ая категория – советские служащие, III-я – неслужащие интеллигенты, IV-я – буржуи. Буржуи, или вернее, бывшие буржуи получали восьмушку хлеба на два дня, интеллигенты – по восьмушке на день”. “Впоследствии и Гусевы, как советские служащие (понемногу все сделались советскими служащими!), переведены были во 2-ю категорию, и им полагалось по четверке в день, но пока что изволь быть доволен и восьмушкой!” [9, с. 299].
14 Керосин
“Долгие часы за керосином в Петрокоммуне” [7, с. 100]. “Лампы чаще всего не горели, электричество давали на пару часов в день. Делали керосиновые светильники” [7, с. 200]. “Завтра надо идти в Петрокоммуну за керосином, стоять долгие часы в очереди – а может, и откажут!” [9, с. 288]. “…электричество, которое давали на два часа, такое всегда желанное” [9, с. 313]. “…зажег лампадку, в лампадке не масло, а керосин” [9, с. 313]. “кухонная керосиновая лампа с закоптелым стеклом” [9, с. 300].
15 Коммуникации
“Зимой замерзали сливные трубы. Туалетом не пользовались, ходили в дворовые нужники” [7, с. 200]. “Вода не доходила до верхних этажей. Там воду запасали в ванных. Набирали ванны до краев, а сами мылись в тазах” [7, с. 199]. “Когда наступила зима — молёные морозы ударили – и в уборных замерзли трубы, нижние этажи стало заливать. И вышло постановление Домкомбеда: “впредь не пользоваться уборными!” [9, с. 322]. “(В ванне на верхних этажах держали воду: вода ведь подымалась только-только до 3-его этажа!)” [9, с. 322].
16 Дрова
“Разбирали деревянные строения на дрова. Двери межкомнатные распиливали” [7, с. 200]. “Топливом служили доски от деревянных домов – дома на слом давались на дом по числу квартирантов, которые сами должны были разломать дом и развезти на себе по квартирам всякий свою часть и, дома распилив, пользоваться – кроме этих досок дожигали мебель: столы, стулья, комоды, ну все, что ни попадет, деревянное” [9, с. 304].
17 Продовольствие
“лепешки из картофельных очистков”, “морковный или березовый чай” [7, с. 200]. «...всем, чем только могли, угощали: … собственным изобретением – какими-нибудь лепешками из картофельной кожурки, и чаем, какой случался, – или “кавказский” или морковный или березовый или, еще такое было, какавелла – ни на что не похожее вроде спитого кофею» [9, с. 304].
18 В таблице зафиксированы лишь некоторые примеры, иллюстрирующие процесс авторской переработки очевидных ремизовских коммунально-бытовых мотивов, составивших исторический фон воспоминаний Иннокентия Платонова, героя романа Водолазкина.
19 Мотивы воровства дров и лепешек из картофельных очистков могли быть навеяны еще и отзвуками рассказа Е. Замятина “Пещера”. Угадывается тот же осенний Петроград 1919 года, который стремительно возвращается к Каменному веку. В пещерном замятинском городе нет больше места культурному наследию и цивилизации. Метафора опещеривания человечества реализуется сюжетно: холод вынуждает героев заколотить все комнаты в квартире и переселиться в спальню, в центре которой – чугунная печь, требующая дров. Мартин “молол на кофейной мельнице сушеную картофельную шелуху для лепешек” и все время думал “Где бы дров – где бы дров – где бы дров” [10, с. 543].
20 Мотив воровства дров трансформируется в нравственно-философский: в душе борются культурное (рояль, ноты с опусом Скрябина, книги) и пещерное. “Пещерный, скрипя зубами, подмял, придушил – и Мартин Мартиныч, ломая ногти, открыл дверь, запустил руку в дрова... полено, четвертое, пятое, под пальто, за пояс, в ведро – хлопнул дверью и вверх – огромными, звериными скачками” [10, с. 544], – так передана Замятиным драма одичания.
21 Сюжет “Пещеры” и облик главного героя произведения также связаны с образом Ремизова, которого автор рассказа считал своим учителем. Приметы ремизовского стиля – орнаментальная организация повествования, акцент на звукописи, тяготение к стилизации – очевидны и в ранних рассказах Замятина. Заметим, что ремизовские стилевые интонации отчетливо выражены и в творчестве других писателей из группы “Серапионовы братья”. Этому есть и отраженное в художественном тексте свидетельство. В романе Б. Пильняка “Машины и волки” (1924) зашифрованы события литературной жизни Петрограда 1917–1921 годов, причем писатели из группы “Серапионовы братья” в этом романе скрыты под масками. Замятин, который изучал ремесло кораблестроения в Англии, выведен под маской инженера Форста – “с лицом морехода”, курящего “нерусскую трубку”. Главный герой романа Пильняка Непомнящий (обратим внимание на семантику фамилии!) наделен чертами внешности Ремизова: “маленький, сухонький”, “говорит шепотком”, “ходит в женской шали, в валенках”, “очки на носу, без очков он не видит”, “волосы ершиком” [11, с. 20].
22 В книге Ремизова “Взвихренная Русь” сюжет о воровстве дров доверено передать одному из авторских двойников Гусеву:
23 Настя у нас, наша последняя прислуга Вот и говорит она как-то вечером: “барин, постерегите!” Сначала-то я не понял, чего стеречь. А она показывает на черный ход к лестнице. Ну, я и пошел за ней. Стал в проходе, стою, караулю. В кухне чуть такой свет – керосиновая лампочка закопченная, около носу не разберешь. А Настя вниз спустилась, понимаю – “по дрова”. Я караулил, Настя спускалась на промысел. Сначала-то очень было неловко, а потом и ничего: преодолел! [9, c. 99].
24 Герой Ремизова не просто караулит на лестнице, пока домработница ворует дрова: так происходит опещеривание интеллигента (“преодоление” в себе норм морали). Для вхождения в новый большевистский мир, где царит хаос, а преступление стало нормой, нужно преодолеть брезгливость по отношению к безнравственности. Вполне очевидно, что рассказанная Ремизовым своим более молодым коллегам история о воровстве дров могла послужить источником замысла рассказа “Пещера”.
25 Авторские двойники Ремизова, считавшего, что его фамилия связана с птицей ремез (Remiz pendulinus), как правило, маркированы птичьим кодом. Все они преодолевают испытание новым временем. Гусев испытывается воровством дров и соблазном получения советского паспорта. Во фрагменте “Труддезертир” рассказывается история об авторском двойнике Скворцове – бедном соседе с верхнего этажа, ученом зоологе, который научился вместо масла зажигать в лампадке керосин. Скворцов наделяется авторскими портретными деталями (книгочей, маленький и сутулый, кутается в женские платки).
26 В свою очередь, герой Водолазкина Иннокентий, вспоминает, как, стоя в очереди, он, закутанный в бабушкин платок, встретил некого Скворцова:
27 Первый час все шутят и говорят о том, как трудно жить без керосина. Керосина и дров. На исходе третьего часа подходит Скворцов, каким-то образом мне знакомый. Поддерживая общую беседу, Скворцов говорит, что 1919-й год – худший в его жизни [7, с. 38].
28 Совершенно очевидно, что в мерцающей памяти авиатора Платонова образы Ремизова и Скворцова взаимозаменяемы. Как нам представляется, в писательско-филологическом мышлении Водолазкина персонажи Ремизова составляют компактную реминисцентную группу лиц, связанных отношениями текстологического родства с самим их автором. (Скворцову Ремизова “вспомнилась вся лошадиная падаль, особенно на мостах, и подыхающие собаки — последние — ужасные” [9, с. 311]. Похожий мотив воспроизводится героем Водолазкина: “… на углу Большой и Невского долго лежала павшая лошадь, из крупа был вырезан кусок мяса” [7, с. 200]. Скворцов, появившийся в очереди в начале романа “Авиатор”, растворяется в метели: “Скворцов пожимает плечами, и с них слетает нападавший снег. Через мгновение Скворцов сливается с метелью. Уходит легко, без спора. Уходит из моей жизни навсегда, потому что больше я его, кажется, не видел” [7, с. 39]. А по мере возвращения к герою памяти, Скворцов обращается в Ремизова: в конце романа, в интервью журналистам в здании Академии наук, Иннокентий говорит о том, что в очереди видел Ремизова, но понял, что он Ремизов, уже по фотографии.
29 Возвращаясь к процитированному фрагменту из романа “Авиатор”, вспомним, что Блок и Ремизов в хрупком сознании Иннокентия также почти неразличимы. И эта мнемоническая игра берет начало из автобиографического нарратива Ремизова: мотив дружбы с Блоком составил основной мемуарный “капитал” книги, а мотив их ночных телефонных разговоров усиливает ее лирический подтекст. Название книги “Взвихренная Русь”, в которой образ Блока играет ключевую роль, отражает ремизовский метафорический перенос “снежных вихрей”, звучащих в лирике поэта, на всю историческую эпоху: “В каком головокружительном взвиве вихря взвихрилась его душа! На какую ж высоту! И музыка…” [8, с. 331]. Ремизову были хорошо знакомы историософские настроения поэта: “… Мы те, от которых хоть раз в жизни надо, чтобы поднялся вихрь? Мы сами ждем от себя вихрей” [12, с. 231].
30 Восстанавливая в памяти историческое прошлое, Иннокентий Платонов также ощущает созвучие “взвихренной” судьбы Блока с эпохой потрясений начала ХХ века. Герой не случайно вспоминает о том, что выучил стихотворение поэта “Авиатор” и очень хотел поговорить с Блоком по телефону: “Для меня даже узнали номер телефона Блока, но я так и не позвонил. Этот номер я про себя днем и ночью повторял. Я и сейчас могу его назвать: 6-12-00” [7, с. 132].
31 Здесь видится еще одно реминисцентное подтверждение особой значимости наследия Ремизова для Водолазкина. Дело в том, что номер телефона Блока мог быть известен автору из переписки двух писателей, опубликованной в серии “Литературное наследство” (“БЛОК – РЕМИЗОВУ”, письмо от 09.10.1912): “Дорогой Алексей Михайлович. Как здоровье Серафимы Павловны? Одинокий говорил мне о ее болезни. Если бы можно было, я бы к Вам зашел как-нибудь на минутку. Верно, теперь нельзя. Скоро у меня будет телефон: 612-00. Только не говорите, пожалуйста, номера посторонним. Только Михаилу Ивановичу, если его увидите” [13, с. 112].
32 На формирование индивидуальных творческих стилей Ремизова и Водолазкина повлияло страстное увлечение древнерусской книжностью, а также профессиональный опыт обработки исторических документов. Ремизов увидел историческую аналогию постреволюционным годам ХХ века в периоде Смуты конца XVI – начала XVII в. Все свои размышления о “смутном времени” он сопровождал ссылками на “Очерки по истории Смуты…” С.Ф. Платонова2. Другая книга этого историка – “Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник” [15] – хорошо знакома Водолазкину, она неоднократно цитируется в его монографии [16]. Возможно, именно это повлияло на мотивацию выбора фамилии Платонов для главного героя “Авиатора”.
2. А.М. Грачёва: «Анализ ремизовского “Дневника” показал, что писатель постоянно листал монографию С.Ф. Платонова, ища в развитии событий прошлого разгадку смысла настоящего и прогноз на будущее» [14, с. 590–591].
33 Для героя романа Водолазкина важны переклички между 1990-ми и трагическим временем начала ХХ века: герой романа “Авиатор” проводит постоянные аналогии между эпохами (экономический и социальный кризис, высокая степень преступности, нравственная трансформация). Итак, филологические исследования Водолазкина и в особенности их медиевистская специфика обогатили его прозу практикой завуалированных фактологических включений, которые незаметны рядовому читателю, но открывают дополнительные интерпретационные возможности для читателя-филолога3. В том случае, если читательский опыт включает в себя знакомство с произведениями А.М. Ремизова, распознавание ремизовских реминисценций существенно расширяет горизонты понимания романа.
3. Более широкому и обстоятельному разбору филологических стратегий Е. Водолазкина посвящена статья Марины Абашевой: “Прежде всего, Водолазкин эффективно использует опыт литературных предшественников. Однако его интертекстуальность – особого рода. Это не прямая цитатность, он расставляет знаки не иконические, но индексальные – то есть указывает на знакомый читателю опыт, который усиливает суггестивность его собственных текстов” [17, с. 40].

Библиография

1. Кучина Т.Г., Ахапкина Д.Н. “Конвертировать бытие в слово”: Homo scribens в прозе Евгения Водолазкина // Вестник Костромского государственного университета, 2016. Т. 22. № 6. С. 105–108.

2. Солдаткина Я.В. Мотивы прозы А.П. Платонова в романе Е.Г. Водолазкина “Авиатор” // Rhema. Рема. 2016. № 3. С. 19–28.

3. Неклюдова О.А. Карта контекстов. Роман Е. Водолазкина “Лавр” // Вопросы литературы, 2015. № 4. С. 119–130.

4. Петухова Е.Н. Литературный контекст романа Евгения Водолазкина “Авиатор” // Ученые записки Новгородского государственного университета. 2021. № 1 (34). С. 49–55.

5. Чайковская И.И. Возвращение авиатора. Евгений Водолазкин. “Авиатор” // Знамя, 2017. № 2. [URL: http://magazines.russ.ru/znamia/2017/2/vozvrashenie-aviatora.html].

6. Мандельштам О.Э. Письмо о русской поэзии // Мандельштам О.Э. Сочинения: В 2 т. Т. 2. Проза / Сост. и подгот. текста С. Аверинцева и П. Нерлера; Коммент. П. Нерлера. М.: Худож. лит., 1990. С. 263–266.

7. Водолазкин Е.Г. Авиатор. Москва: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2016. 410 с.

8. Ремизов А.М. Собр. сочинений: В 10 т. Т. 10: Петербургский буерак. М.: Русская книга, 2002. 592 с.

9. Ремизов А.М. Собр. сочинений: В 10 т. Т. 5: Взвихрённая Русь. М.: Русская книга, 2000. 688 с.

10. Замятин Е.И. Собр. сочинений: В 5 т. Т. 1: Уездное / Сост., подгот. текста и коммент. С.С. Никоненко и А.Н. Тюрина. М.: Русская книга, 2003. 608 с.

11. Пильняк Б.А. Собр. сочинений: В 6 т. Т. 2. Машины и волки: Роман; Повести; Рассказы. М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2003. 527 с.

12. Литературное наследство. Т. 92. Александр Блок: новые материалы и исследования: В 4 кн. Кн. 3. М.: Наука, 1982. 860 с.

13. Литературное наследство. Т. 92. Александр Блок: новые материалы и исследования: В 4 кн. Кн. 2. М.: Наука, 1981. 414 с.

14. Грачева А.М. Между Святой Русью и Советской Россией: Алексей Ремизов в эпоху Второй русской революции // Ремизов А.М. Собр. сочинений. Т. 5: Взвихрённая Русь. М.: Русская книга, 2000. 688 с. С. 589–604.

15. Платонов С.Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник. СПб.: Тип. В.С. Балашева, 1888. 372 с.

16. Водолазкин Е.Г. Всемирная история в литературе Древней Руси (на материале хронографического и палейного повествования XI–XV вв.). СПб.: Пушкинский дом, 2008. 488 с.

17. Абашева М.П. Что значит быть знаковым писателем: Евгений Водолазкин в контексте русской прозы // Знаковые имена современной русской литературы. Евгений Водолазкин / Kоллеĸтивная монография под ред. Анны Сĸотницĸой и Януша Свежего. Краков, 2019. С. 37–49. (Seria Instytutu Filologii Wschodniosłowiańskiej Uniwersytetu Jagiellońskiegoс).

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести